Рождение звезды 2 - Асаэ

Американец первым нарушил молчание. Он не аплодировал. Он медленно подошёл к роялю, его лицо было бледным от возбуждения.

— My God... — прошептал он. — Это... это гениально. Каждая из них. Это именно то, что нужно большому кино! Мистер Семёнов, вы не композитор. Вы — визионер!

Он резко повернулся к Фурцевой.

— Екатерина, мы должны заключить контракт. Немедленно. На всё! Я хочу эксклюзивные права на запись!

Фурцева, наконец позволив себе улыбнуться во всю ширь, подняла изящную руку.

— Мартин, я в полном восторге от вашего энтузиазма и от таланта нашего Александра. Но, как вы понимаете, такие вопросы решаются не на даче, а в кабинетах. Министерство культуры... Мы обязательно всё обсудим самым тщательным образом. — Её взгляд скользнул по Александру, полный одобрения и внезапной материнской гордости. — Я лично буду курировать этот проект. Мир должен услышать, на что способна наша советская творческая молодежь.

Александр сидел за роялем, он смотрел на сияющего Джуроу, на довольную Фурцеву, на подмигивающего ему Муслима. И понимал, что дверь в другой мир, в мир глобальной музыки, только что приоткрылась. Но он также понимал, что пройти через неё будет не так-то просто. Путь туда опять лежал через коридоры власти и бесконечные бюрократические лабиринты. И главное Хрущёв все еще у власти, ему так не хотелось опять туда в Москву, где нет такой теплоты и дружелюбия.

----

Когда первый шок от услышанного прошёл, а Мартин Джуроу, всё ещё находясь под впечатлением, отошёл с Муслимом к мангалу наблюдать за шашлыком, Фурцева жестом подозвала Александра в сторону, в тенистую беседку, увитую глициниями.

— Ну, Саша, — начала она, закуривая тонкую сигарету и пристально глядя на него. — Теперь ты понимаешь масштаб? Это уже ндаже не Париж, это наш самый вероятный противник.

Александр молча кивнул. Он всё ещё чувствовал лёгкую дрожь в руках после игры.

— Мне нужно, чтобы ты срочно возвращался в Москву, — сказала Фурцева прямо, выпустив струйку дыма. — Завтра у меня ещё тут встречи, а вот послезавтра мы с утра вместе вылетаем.

На лице Александра непроизвольно отразилось неподдельное разочарование. Он посмотрел на море, на сад, на смеющихся друзей — этот бакинский рай стал для него убежищем, и покидать его так внезапно не хотелось.

Фурцева заметила его взгляд и её выражение лица смягчилось. Она поняла.

— Я знаю, — сказала она неожиданно мягко. — Здесь хорошо. Здесь тебя понимают. Здесь можно творить, не оглядываясь. Но поверь мне, сейчас бегство — это не выход. Наоборот. — Она сделала ещё одну затяжку. — Твой уход в тень сейчас могут воспринять как слабость. А нам нужно показать силу.

Она шагнула ближе, понизив голос до доверительного шёпота.

— Ты не один, Саша. Запомни это. Есть люди, которые тебя видят, ценят и защитят. И эти люди, — она многозначительно посмотрела на него, — не бросят своего. Твоя победа на Западе — это теперь и их победа. А значит, они сделают всё, чтобы никакие интриганы не помешали этому.

Александр слушал, и камень на душе понемногу сдвигался с места. Он чувствовал искренность в её словах.

— И потом, — продолжила Фурцева, и в её глазах блеснула азартная искорка, — американец хочет не просто записать пластинку. Он хочет организовать твоё турне по Штатам с нашим собственным симфоническим оркестром! Представляешь? Советский композитор и советский оркестр покоряют Америку! Это будет громче, чем любая статья в «Известиях».

Она выбросила окурок и решительно раздавила его каблуком.

— Но для этого нужно работать. Немедленно. Тебе нужно вернуться в Москву и начать репетировать с оркестром. Расписать партитуры, отточить каждую ноту. Чем быстрее мы запишем пластинку, чем быстрее Джуроу получит материал, тем быстрее решится вопрос с визами, контрактами и поездкой.

Она снова посмотрела на него, и теперь в её взгляде была не только материнская теплота, но и стальная воля министра.

— И эта поездка, Саша, — твой главный козырь. Это твой щит. Когда ты будешь нужен Брежневу и Косыгину как символ культурного превосходства СССР, никакой Хрущёв не посмеет тебя тронуть. Твоя безопасность будет обеспечена самым надёжным образом — государственной необходимостью.

Александр глубоко вздохнул. Он посмотрел на море, на друзей, а затем перевёл взгляд на решительное лицо Фурцевой. Она предлагала ему не бегство, а наступление. Не прятаться, а использовать свою способность, как оружие и защиту.