Участковый. Книга вторая (СИ) - Барчук Павел
Минут через двадцать мы уже выезжали из города на ушатаном милицейском мотоцикле «Урал» с коляской. Семёнов рулил, я сидел в коляске, чувствуя себя каким-то немецким офицером из военных хроник. Отчего-то мотоцикл у меня упорно ассоциировался с фашистами, которые рассекали на подобном транспорте по лесным дорогам и ловили партизан.
Предварительно я попросил Семёнова заскочить в общагу. Мне нужен был справочник и кое-что из арсенала инквизитора.
Чтоб Виктор не задавал неудобных вопросов, я объяснил Семёнову, что в Москве нас якобы учили не только преступников ловить, но и работать со всяким биологическим оружием. А то, что творится в колхозе, весьма напоминает как раз последствия использования такого биологического оружия.
— Ого… Ты понимаешь, о чем говоришь⁈ Это же… Это значит, что у нас в N-ске может прятаться шпион!
Вот такой была реакция Семёнова. И я его, кстати, решил не разубеждать. Версия про таинственного шпиона оказалась как нельзя кстати. Благодаря ей я смогу перед старлеем оправдать свои странные поступки и загадочное поведение, когда такая необходимость возникнет. А она точно возникнет.
— Иван, мы должны сообщить в соответствующие органы, — категорично заявил Семёнов.
— Нет, Витя. Мы пока никому ничего сообщать не будем. Вдруг это ошибка. — Спокойно ответил я старлею. — Надо сначала обладать достоверной информацией. А то наведём шороху, а в итоге окажется, что нет ничего такого. И все. Жди разноса сначала от полковника, а потом от кого-нибудь посерьезнее. Хочешь, чтоб погоны сняли?
Семёнов мрачно хмыкнул и покачал головой. Отдавать родные, по́том и кровью заслуженные погоны, он явно не хотел.
В общем, мы со старлеем договорились так. Будем наблюдать, смотреть, выяснять. И по ситуации решим.
— Так вот ты чего с этим Вороновым взнасался. — С пониманием заявил Виктор. — Сразу догадался, что дело может быть государственной важности?
— Конечно. — Кивнул я, даже не моргнув глазом. — Но сам понимаешь, вслух о таком говорить…По крайней мере, пока нет уверенности…
В общем, мне удалось убедить Семёнова в том, что одновременно с расследованием дела Евгения Воронова мы еще и шпионов будем искать. Но тихонечко. Поэтому, когда из общаги я появился с кейсом в руках, старлей не особо удивился.
— Москва… — Протянул он с уважением, глядя на чемоданчик. — Себе, что ли, поехать отучиться. Видишь, как вас там готовили… Даже биологическое оружие предусмотрено…
Вот уже после этого мы выехали из города и направились в сторону колхоза. Меня в этой дурацкой люльке буквально распирало от желания пошутить. Выкрикнуть парочку фраз из фильмов о советских партизанах и фашистах. Но я держался. Терпел. Уже понятно, мои шутки — это контент для очень узкого круга людей.
Как только пересекли черту города, с обеих сторон дороги потянулись бескрайние колхозные поля. Милицейский китель за время поездки успел окончательно высохнуть, помяться и обрести устойчивый слой пыли. Он теперь выглядел еще хуже, чем до этого.
Все дело в том, что дорога была пыльная и тряская. Семёнов знал ее как свои пять пальцев. Он лихо огибал ямы и ухабы. Настолько что меня в коляске подбрасывало, будто на американских горках, а пылюка не просто летела в лицо. Она устойчивым облаком сопровождала нас всю дорогу.
— Давно с доярками не работал, — орал Семёнов мне в ухо, перекрывая рев мотора и свист ветра. — В прошлом году одна так мужа шваброй по черепу огрела, что мужик чуть кони не двинул. Треснула его неслабо. Оказалось, он ей с подругой изменил. Колхозная драма, в бок вещдок
Я лишь кивал, стараясь не подавиться пылью и не вылететь на очередной кочке. Мысли были заняты другим. Например, как объяснить свои странные методы решения проблемы тому же председателю. Если для Семёнова версия про шпиона прокатила, то остальным такое лучше не рассказывать.
Колхоз «Красная Заря» встретил нас весьма приятной картиной: ухоженные домики, покрашенные в веселые цвета, палисадники с цветочками и кустиками, откормленные гуси и утки, кучками прогуливающиеся возле речки. В общем — сплошная сельская идиллия.
Но самое интересное происходило на центральной площади, расположенной возле сельсовета. Вернее, это была не совсем площадь. Слишком громко сказано. Скорее — небольшой периметр, закатанный в асфальт и украшенный автомобильными шинами, в которых росла трава.
Возле небольшого, скромного бюста Ленина, гордо высевшегося на постаменте, собралась толпа человек в тридцать. И все они… пели. Пели громко, нестройно, но с огромным энтузиазмом. В руках у большинства имелись бутылки с чем-то мутным и это явно была не минеральная вода.
Вся хоровая группа состояла из женщин. Крепкие, дородные, с раскрасневшимися от усердного пения и алкоголя лицами, они облепили постамент вождя мирового пролетариата, надрываясь во всю глотку:
— Ой, то не вечер, то не вече-е-е-ер…
Рядом с этой впечатляющей своим размахом инсталляции метался тщедушный мужчина в помятом пиджаке, с лицом, выражавшим полную безысходность. Увидев нас, он бросился к мотоциклу так, будто мы были самыми важными людьми, а не двумя ментами на древнем «Урале».
— О, слава тебе, Господи! Милиция! — закричал он, хватая Семёнова за рукав. — Витя! Виктор Николаевич, спасай! Они же всё! Умом тронулись! Все доярки! Все! Второй день пьют! Я им говорю — коров доить надо! А они мне хором — «Не даешь любить, так хоть не мешай сердце на лоскуты рвать!». И пошли, и пошли! Уже три часа поют! Коровы не доены, мыча́т, молоко пропадает! Что мне городу-то сдавать? Свои слезы? Главное, утром, еще весёлые были. Матюками тут частушки орали. А сейчас все, как одна, в тоску ударились. Поют, не затыкаются. Но теперь все больше про несчастную любовь. А какая любовь, если у каждой дома муж сидит! И эти, сволочи…Нет бы жён своих угомонили. Ни хрена подобного! Радуются, руки потирают. Вот, мол, проспятся бабы, так они своим паскудницам в глаза тыкать начнут. Раньше-то все чаще бабы им. За пьянку да за дурь. А тут всё на сто восемьдесят градусов развернулось.
Семёнов, выдернув рукав из цепких пальцев председателя, с невозмутимым видом окинул взглядом поющих женщин.
— Товарищ Зиновьев… Дмитрич! Успокойся. Сейчас разберемся. Это они чем? Самогон?
— Да все подряд! — всплеснул руками председатель. — Вчера водку в магазине всю скупили! «Столичную»! Я на складе проверял — два ящика как корова языком слизнула! И все это за сутки! Да они обычно столько за неделю не выпивают! А сегодня уже, да. Свой, домашний продукт в ход пошел.
Пока старлей беседовал с Зиновьевым, я внимательно изучал доярок. Что-то было с ними не так. Прямо совсем не так.
Да, они все повально оказались пьяны, но в их глазах, помимо привычного алкогольного блеска, плескалась какая-то странная, нездоровая экзальтация. И песни… Женщины пели не веселые частушки, а какие-то душераздирающие романсы о неразделенной любви и тоске.
Ну… Похоже, я прав. Это была не обычная пьянка. Это был массовый приступ «зеленой тоски», которая является предвестником третьего этапа воздействия призрака.
— Товарищи женщины! Эй! Бабоньки! — Крикнул Семёнов, направляясь к дояркам.
Старлей искренне был настроен решить все миром. Он даже попытался уговорить женщин разойтись по домам. Его, естественно, никто не слушал. Более того, парочка особо страдающих дам подхватили Семёнова под руки и потащили в круг своего поющего коллектива, при этом, умываясь слезами и завывая песню о миленьком, который не хочет взять с собой.
Я отошел в сторону и вытащил из мотоциклетной коляски кейс. Достал оттуда справочник. Нашёл нужный раздел.
" Стимулом к активизации, согласно форме Ф-П7, обычно служит личная обида сущности, связанная с указанным местом или социальной группой в её прошлой материальной жизни.
Методы нейтрализации: нарушение фокуса концентрации сущности путем применения реагентов 3-го класса (поваренная соль, абразивные чистящие средства). В случае устойчивости — применение реагентов 2-го класса (очищенное серебро, святая вода). В особо тяжелых случаях допускается составление Акта о несанкционированной деятельности с последующей отправкой ходатайства о принудительном перемещении сущности в сектор 7-Г (форма Х-12).
