Участковый. Книга вторая (СИ) - Барчук Павел

Примечание: в докладной записке инцидент рекомендуется классифицировать как «массовую несанкционированную эмоциональную разрядку личного состава» во избежание излишних вопросов со стороны некомпетентных инстанций."

Я закрыл справочник и мрачно уставился на толпу поющих доярок, от которых теперь отбивался не только Семёнов, но и сам председатель.

Соль… Пожалуй, это логично. Соль лучшее оружие против призраков. Но… На площади сейчас человек тридцать воющих и рыдающих женщин. Как я их всех обработаю солью? А это надо непременно сделать, чтоб снять симптоматику. Иначе, пока доберусь до призрака, они что-нибудь с собой сотворят.

Я представил лицо полковника, когда мы сообщим ему минимум о тридцати трупах. Честно говоря, даже меня от такой перспективы передернуло.

Требовались срочные, очень нестандартные методы решения вопроса. И я их, по-моему, нашел.

Глава 5

Идея была настолько же бредовой, насколько и единственно возможной. В итоге ее реализации либо у меня все получится, либо…меня будут бить. Сильно.

— Дмитрич! — крикнул я председателю, перекрывая хоровое завывание. — Слушай сюда!

Зиновьев, вырвавшись из объятий очередной плачущей доярки, подбежал ко мне, глаза его были полны отчаяния.

— Есть метод! Экстренный! — начал я, стараясь придать своему голосу максимальную официальную суровость. — Но он требует вашего полного содействия и соблюдения строжайшей секретности!

— Любой! Что угодно! Лишь бы они заткнулись и угомонились! — затряс головой председатель.

— Хорошо. Вам нужно собрать всех мужчин. Всех, кто сейчас свободен. И согнать этих женщин в одно место. К реке, наверное, лучше всего. Там нужно выставить бочки. Пять, нет, лучше шесть бочек. Наполнить их водой.

Зиновьев смотрел на меня с выражением абсолютного непонимания, но при этом кивал в так каждому моему слову.

— Бочки? Воду? Для чего? — Переспросил он, когда я замолчал, чтоб перевести дух.

— Это дезинфекция! — выпалил я, не моргнув глазом. — Массовая обработка! Последствия биологического… э-э-э… заражения. Похоже, случился выхлоп… С… С ликероводочного! Вот это и необходимо нейтрализовать! Они же все контактировали с источником! — для пущей убедительности я ткнул пальцем в сторону доярок.

Лицо председателя вытянулось. Слово «дезинфекция» и «заражение» явно произвели на него нужный эффект. Советские люди, они такие. Достаточно сказать пару серьёзных фраз с налетом официального бюрократизма и все, нужный вектор задан.

— И… и что с ними делать в этих бочках? — робко поинтересовался председатель.

— Купать! — чеканя каждое слово, произнес я. — Каждую! С головой окунать! Воду предварительно нужно насытить реагентом. У меня он с собой небольшая партия есть. — Я похлопал по кейсу. — Это специальная… антибактериальная соль. Но ее мало. Поэтому рысью собирайте всю соль по колхозу, какая есть. Мы ее перемешаем с моим реагентом и добавим в бочки. Главное — полное погружение! Понял?

Зиновьев молча кивнул. Ясное дело, ни черта он не понял, но в его глазах читалась готовность на все. Видимо, перспектива остаться без молокосдачи и в компании пьяных, сумасшедших баб перевешивала все сомнения.

— Мужиков соберу! Соль будет! — отрапортовался он и пулей помчался к кучке местных жителей, в основном мужского пола, которые, робко выглядывая из-за угла сельсовета, прятались от всего этого безумия.

Пока председатель занимался мобилизацией мужского населения и поиском соли, я подошел к Семёнову, который наконец-то сумел отбиться от доярок и теперь стоял возле мотоцикла, с опаской косясь на женский коллектив. Женщинв как раз занялись важным делом. А именно — начали выстраиваться в дружный, но немного кривой хоровод.

— Соль, говоришь… — Задумчиво протянул старлей, когда я рассказал ему все то же самое, что и председателю. — Ну и методы у вас, московские… — покачал он головой, вытирая пот со лба. — Бочки… Дезинфекция… Это что, правда от биологического оружия помогает?

Я посмотрел на него с самой суровой серьезностью, какую только мог изобразить.

— Витя, — сказал я, кладя руку ему на плечо. — Страна наблюдает за нами. Вся надежда только на тебя и на меня. Если мы не остановим распространение заразы здесь, она может перекинуться на город. Ты представляешь, что будет? Подполковник Попко станет самым счастливым человеком на фоне того хаоса, что начнется в нашем районе. А по закону подлости, я тебя уверяю, зараза коснётся в первую очередь нашего района. К тому же, мы с тобой, вроде как, в самом эпицентре заразы.

Семёнов побледнел и выпрямился. Видимо, картина всеобщего пьяного «веселья» в стиле «Красной Зари» в масштабах N-ска подействовала на него лучше любого приказа.

— Понял, — кивнул он. — Делаем. Я тебя прикрою.

Тем временем Зиновьев проявил недюжинные организаторские способности. С помощью оглушительного звона в рельс, висевшего у сельсовета, он собрал человек сорок мужиков — от парней до дедов. Объяснять им пришлось недолго. Вид их разудалых, но плачущих жен и тещ, видимо, и так вызывал у них смешанные чувства. А когда председатель, тыча пальцем в меня, объявил, что «московский специалист» будет проводить «секретную операцию по обеззараживанию», мужики встретили это с мрачным, но понимающим одобрением. В их глазах читалось простое, житейское злорадство: «Вот вам, заразы такие! Доплясались! Теперь вас, как телят, в дезрастворе купать будут!»

Энтузиазм мужской части колхоза подстегивало и то, что до этого именно их жены были главными борцами с пьянством в семье. Теперь же роли поменялись, и перспектива на законных основаниях окунуть свою благоверную в бочку с соленой водой вызывала у них неподдельный, почти детский восторг.

В считанные минуты была организована настоящая облава. Мужики, словно загонщики на охоте, цепью двинулись по площадь. Они были не столько злы, сколько решительны. Доярки, увлеченные своим певческим экстазом, поначалу даже не поняли, что происходит. Их стали хватать под руки и, несмотря на возражения, вопли и продолжение песен, потащили к реке.

— Ой, пусти, Веська! Пусти дрянь гулящая! Я ж тебя люблю! — причитала одна, обращаясь к собственному мужу, который, пыхтя и отмахиваясь от настойчивых попыток расцарапать ему лицо, волочил благоверную вперед с огромным энтузиазмом.

— Люби, люби, милая…потом налюбишься! Сейчас сначала умоешься! — отрезал супруг, с трудом удерживая ее мощную, подрагивающую от рыданий тушу.

Другая, пытаясь вырваться, запела новую песню: «Не велят Маше за речку ходи-ить!», на что ее муж, красный от натуги, рявкнул: «Молчи, дура! Тебе как раз за речку и надо!»

Это было сюрреалистическое зрелище. Хоровод страданий медленно, но верно перемещался от памятника Ленину к берегу небольшой, но быстрой речушки, протекавшей по окраине села. Там уже суетились другие мужики, катившие пустые бочки. Буквально через десять минут бочки были расставлены в ряд, и спасители женского населения колхоза принялись зачерпывать из реки воду ведрами.

Я, тем временем, вскрыл запас соли. Даже тут Зиновьев расстарался на славу. Из местного магазина притащили не меньше двадцати килограмм. И еще, на всякий случай, собрали по дворам.

Под одобрительные взгляды Семёнова и Зиновьева, я начал высыпать белые кристаллы в бочки, предварительно в каждую порцию добавляя той соли, что лежала в моем чемоданчике. Черт его знает, может, она всё-таки какая-то особенная. Старался делать это как можно более таинственно, чтоб у свидетелей процесса сложилось полное ощущение важности происходящего.

— Специальный реагент? — с уважением спросил председатель.

— Совершенно секретный, — кивнул я, перемешивая воду палкой. — После обработки возможна временная дезориентация и сонливость. Это нормально.

Наконец, все было готово. Шесть бочек, наполненных мутной, соленой водой, стояли на берегу. К ним уже подводили, а чаще — подтаскивали, первую партию «зараженных».

Процедура «дезинфекции» была столь же простой, сколь и варварской. Двум-трем самым крепким мужикам поручалось взять доярку за руки и за ноги, а затем по команде окунуть ее с головой в бочку. Раздавался всплеск, приглушенные вопли, и через секунду на поверхность появлялась отфыркивающаяся, совершенно обескураженная женщина. Эффект был почти мгновенным. Песни и плач прекращались, сменяясь недоумением, кашлем и попытками понять, что, черт возьми, происходит.