Цикл романов "Целитель". Компиляция. Книги 1-17 (СИ) - Большаков Валерий Петрович

– Утро вечера мудренее, – старательно выговорил Даунинг русскую присказку.

Ехать на ночь опасно – машин мало, среди них сложно затеряться, а вызывать подозрения у тутошних гаишников не хотелось категорически. Лучше завтра с утра.

– Samoe to, – блеснул Джек знанием просторечного говора и выключил свет.

Несколько дней мы с Инной только переглядывались. Иногда в пустом коридоре она прижималась ко мне на секундочку, а я не отказывал себе в удовольствии приобнять девушку. И ей, и мне хотелось, чтобы побольше да подольше, но чувство долга затевало поединок с моим увлечением и побеждало. «Кака така любовь?»

Я злился, но подчинялся велениям совести и разума. Нет, в самом деле! Программа преобразования голоса давно готова, а задумка отправить подарочек Андропову так и осталась в планах. Это что такое? А работа в Центре? Ромуальдыч уступил мне место – рули, мол! – а у рулевого одни девочки на уме…

И я откладывал личную жизнь «на потом».

Поминутно раздражаясь, зашел домой переодеться и застал там маму.

– Привет! – сказала она, легонько смущаясь. – А я отгул взяла…

В руках мама держала целую стопку пособий по химии, и я смягчился.

– Ну наконец-то, – проворчал, – за ум взялась! В Одесский будешь поступать?

– Ага! – отозвалась родительница, проходя в зал. – Кое-что, вот, наскребла по библиотечным сусекам. Надо еще в научно-техническую заглянуть…

– Счастливой охоты! – ухмыльнулся я через силу. Ничего меня сегодня не радовало, злило только, просто выводило из себя. А как тут не злиться, когда все так по-дурацки устроено? Встаю рано, спать хочу – умираю, а фиг там – топай давай в школу! А на что она мне, эта школа, сдалась? Почему я должен отказывать себе в своих желаниях? Чего ради? Отсидишь шесть уроков, а потом нагоняешь упущенное время – все бегом, бегом, лишь бы успеть! И ничего толком не успеваешь.

Я прошел в свою комнату и хмуро глянул на «Коминтерн-1».

У меня программы в голове роятся, а записывать их когда? Еще и с «ижаком» возиться! Да я и не прочь машинку прокачивать, только дайте мне сначала с Инкой свидеться! Проводить после школы, в кино сходить, в кафешку мороженым угоститься… Не дают!

Переодевшись в драные джинсы «Авис» и заправив в них старую байковую рубашку, я присел за стол, чтобы хоть начать давно задуманное – накреативить программки для сжатия данных. По словарным алгоритмам я опережаю всех года на два как минимум, а об арифметическом кодировании вообще лет через десять заговорят, не раньше. А я скажу сейчас! Ну хоть описание дам…

Зазвонил телефон, и я горько улыбнулся: дашь тут, пожалуй!

– Миша, кто там? – воззвала мама. Обложившись учебниками, она увлеченно их штудировала, строча в общей тетради.

– Щас… – буркнул я. Телефон трезвонил, пока я не снял трубку.

– Алло?

– Это квартира Гариных? – прошамкали на том конце провода.

– Да! – нетерпеливо ответил я.

– С трех часов до девяти по вашему дому не будет холодной воды, – строго сказали мне. – Имейте в виду!

– Имеем. Спасибо.

Бросив трубку, я заколебался, не зная, на что решиться – душа тянула к столу, а долг звал к Ромуальдычу. Пообещав себе, что уделю программированию буквально десять минут, я вернулся в комнату.

– Кто звонил? – догнал меня сначала мамин голос, а потом и она сама нарисовалась в дверях с конспектом под мышкой.

– Из ЖЭКа, – обронил я, приседая за стол. – Сказали, что воды до девяти не будет.

– Ой! – мигом обеспокоилась мама. – Сбегай тогда за водичкой! Тут недалеко, на Энгельса…

Мое терпение растягивалось долго. Как резинка. Натянулось – и лопнуло.

– Как же вы меня все уже достали! – выкрикнул я, срываясь в писклявый фальцет, из-за чего злость возвелась в степень.

Мама замерла, отвердевая лицом, только глаза у нее подозрительно заблестели. Ни слова не сказав, она развернулась и ушла. А я остался.

Злость моя выкипела, а стыд… Я крепко зажмурился и прошипел себе пару ласковых из тех, что не для дамских ушек. «Ты б еще головой поколотился об стол – тоже ведь деревянный… – мрачно подумал я. – Взял и обидел, придурок. Ох, тошно-то как…»

Замерев, я прислушался. В зале было тихо. Мама не вздыхала погромче, как иные, чтобы совесть еще сильнее проняла меня, но и шелеста страниц не слыхать. Я отер лицо и поморщился с отвращением. Позорник…

В прошлой жизни мы тоже, бывало, ссорились, но моя ли вина была или не моя, я одинаково бездействовал. Сижу, надутый, и страдаю. День, другой, третий, пока не надоест. Все уже забудут о непогоде в доме, а я все лелею обиду…

Тихонько пройдя в зал, я застал маму сидящей за столом. Перед ней лежал открытый учебник, но она смотрела мимо страниц, поникнув головой, склонив стройную шею. Меня резануло жалостью.

Бесшумно подкравшись, я обнял ее со спины. Мама чуть вздрогнула, а я заговорил, целуя ее то в шею, то в макушку, окунаясь в каштановые волосы.

– Мам, прости, пожалуйста… Мне очень, очень стыдно! Правда!

Мама прижала мою руку своей и повернула голову, взглядывая на меня удивленно и обрадованно, подняв тонкие бровки, полуоткрывая сочные полные губы.

– Как ты вырос… – сказала она, и ее глаза повлажнели.

– Мам, – улыбнулся я облегченно, – моему папе несказанно повезло: ты не только очень красивая женщина, ты еще и добрая.

– Вот подлиза! – рассмеялась мамуля. Обняв за шею, она притянула меня к себе, поцеловала и сказала: – Иди, работай или что у тебя там…

– У меня там два ведра воды с колонки на Энгельса! Я сейчас…

За час я и воды натаскал, и картошки нажарил. С лучком, сдобрив колечками «Краковской». Такой вот бонус для мамы.

До гаража я добрался в начале четвертого. Дверь стояла открытой, демонстрируя достижения «товарища Вайткуса» – воротина стала толще за счет пенопласта, обшитого фанерой. Из Центра струился дымок и неслись заполошные звонкие удары – надо полагать, Арсений Ромуальдович растопил кузнечный горн и охаживал молотом какую-то деталь.

Зайдя в мастерскую, я в этом убедился – раскрасневшийся начальник держал клещами накаленный докрасна шкворень, а малознакомый мне парень в очках, отдаленно похожий на Гарри Поттера, старательно лупил по нему молотком.

– Здра-асте… – протянул я, настороженно оглядывая очкарика.

– Здоров, Петрович! – оглянулся на меня Вайткус и отер рукавом потное лицо. – Тут к тебе пополнение. Дай-ка…

Он отобрал молот и занялся доводкой – частые удары так и сыпались, а «пополнение» вытянулось во фрунт.

– Возьмите меня в Центр! – взволнованно зачастило оно, пальцем поправляя очки, сползшие на нос. – Да, у меня минус три, но кое-что я умею. Мы со старшим братом в прошлом году собрали вездеход-амфикар! В «Моделисте-конструкторе» подсмотрели…

– Амфибию?

– Ага! – робко улыбнулось пополнение и доверчиво поделилось опытом: – Дольше всего с колесами возились. Нужно было шесть арочных шин, широких таких, а где их взять? Так мы сами сделали формы для вулканизатора и выпустили целых десять штук!

– Из сырой резины? – подивился я.

– Ну! – загордился очкарик. – Мы на нашем «шестилапом» рыбу ловить ездили – он и по болоту, как по дороге, и по песку… Сейчас Вовка задумал багги строить – ну, такой, для гонок, там вместо сплошного кузова щитки только и предохранительные дуги.

– Знаю, – кивнул я. – Вовка – это твой брат?

– Ага! – Очкарик малость подуспокоился.

– А тебя как звать?

– Гоша… То есть Георгий! Ну, Гоша, в общем. Кирш. Гоша Кирш. Я в 8-м «а» учусь.

– Ладно, Гоша Кирш, – величественно кивнул я. – Мы тебя берем.

– Ух, спасибо! – обрадовался конструктор амфикаров. – А то мне сказали, что сюда не всех принимают… Бли-ин…

Гоша покраснел до пунцового оттенка, и я поспешил его успокоить, пока он не сгорел от стыда дотла.