Добытчик (СИ) - Громов Борис Николаевич

— Док, что-то я вообще перестал понимать… Вирус каким-то образом оценивает количество людей вокруг? — я чувствую, что у меня сейчас мозги вскипят.

— Всё верно, Сергей. Вот мы и вернулись к твоему вопросу об экранах с цифрами. Десять тысяч — это теперь предел концентрации живых людей одновременно на территории около двух с половиной — трех квадратных километров.

— Да как такое вообще быть может? Вирус — он же без мозгов!

— Это биология, Сергей. Не всегда нужны разум или хотя бы мозги и инстинкты. Малярийный плазмодий способен годами «спать» в печени, что сделало его прекрасной основой для создания скрытого патогена. А вирус реагирует на биохимические маркеры скученности: на повышение уровня кортизола в воздухе из-за массы людей. Кортизол — это гормон стресса. Рост концентрации CO₂ — это выдыхаемый людьми углекислый газ. Этот процесс называется кворум-сенсинг и он уже давно изучен. Просто никто пока его вот так не использовал… Словом, если предельная концентрация людей на единицу площади не превышена — то всё спокойно. А вот если народу больше…

Я вспомнил кадры с Аничкова моста и Тверской, что мы с ужасом смотрели на моём смартфоне с Машей, и невольно передернул плечами.

— … при достижении «эпидемиологического порога» вирус выпускает нейротоксины и прионные белки…

— Про нейротоксины понял, — подаёт голос Максим, — а прионы — это что? Слово знакомое, на языке вертится, а смысл не помню.

— Прионы — это белки, вызывающие симптомы, напоминающие бешенство. В комплексе с нейротоксинами они блокируют работу префронтальной коры мозга, которая отвечает за логику и мораль. И активируют гипоталамус, древний отдел мозга, отвечающий за агрессию, голод, страх. Отключается в мозгу всё человеческое, остаётся только голодный зверь. В считанные секунды человек превращается в хищника с симптомами, похожими одновременно на бешенство, ботулизм и эпилепсию.

— Нихрена ж себе «к-к-к-комбо!», — не смог сдержаться я.

— Это да, — соглашается Док. — Буквально через полминуты человек перестает осознавать себя, как личность, узнавать близких. Из-за поражения нервной системы зрачки глаз расширены, наблюдается гиперсаливация… эээ… изо рта идёт пена. Кроме того появляется нечувствительность к боли и почти сверхчеловеческая сила из-за постоянного выброса в кровь просто диких порций адреналина… Словом, вы это уже и сами видели… Вот, как-то так.

— Пипец, — тихонько выдыхает Макс.

И я с ним совершенно согласен.

— И, как я уже говорил, возможно и заражение «второго типа», при близком контакте, когда тебя зараженный покусает или оцарапает. Там по каким-то ещё не до конца понятным причинам, скорость активации чуть меньше. Но, даже если останешься после такой встречи жив — минут через десять-пятнадцать — по той же схеме… И с тем же итогом…

— Но ведь есть же иммунные, — мне вспоминаются погибший мужик в автосервисе и спасенные мною из кинотеатра в «Оазисе». — Я же сам на «Балтику» восьмерых таких привёз.

— Есть, и я бы не сказал, что таких мало, примерно два-три на сотню, в среднем. Но даже они… — Николай Николаевич внезапно смолк. — Даже они не спасутся, если окажутся в эпицентре «эпидвзрыва». Представь: толпа, все орут, кусаются… Иммунный стоит посреди этого ада, здоровый, но — его же просто разорвут. Как антилопу среди львов.

Да, тут возразить нечего. Вон, «крестники» мои из кинотеатра, вроде, даже смогли спастись и запереться. А толку? Не проезжал бы я мимо — умерли бы от голода через несколько дней…

— Вот такая дрянь, — немного неожиданно заканчивает лекцию Док.

Да уж, кажется, погорячился я с грабоидами. Подумаешь — червяк под землёй. А вот тут — реально жопа.

— И какая же сволочь это придумала и выпустила? — снова подает голос Гуров. — Вы говорили, мол, коллеги ваши из ВМА получали информацию… Пусть разрозненную и противоречивую, но всё же… Откуда ж нам такой «подарок»?

— Не только нам. Насколько известно, такое — по всей планете, — вздохнул Николай Николаевич. — Ближний Восток. После того джихадисты подмяли сначала Ливию, а потом и Сирию — у них появились деньги. Да и саудовские шейхи — тоже всегда были себе на уме парни, возможно, финансово помогали «братьям по вере». А американцы и сами с ними не боролись, и нам не дали. И в очередной раз, как и с «Аль-Каидой», откровенно лоханулись. Сначала своими руками создали очередного Усаму, а потом осознали, что не в состоянии его контролировать… Только Бен-Ладена они хотя бы грохнуть смогли, хотя и там есть вопросы… А тут, что наши, что американцы, если и успели что-то конкретное выяснить — уже не успели отреагировать.

— И на кой чёрт вот это всё им понадобилось?

М-да, всё же Максим — парень сугубо гражданский, пусть и работает на предприятии «оборонки». Думаю, тут ему ответить смогу даже я.

— «Либенсраум» они расчищают, Макс, «Жизненное пространство». Выпустили вирус, обрушили цивилизацию напрочь. При такой скорости заражения и распространения — ни одно государство в мире не устоит. Только они сами и удержатся, потому что всё знали заранее и засели где-то на своих базах. И осталось им только подождать. Гляди: они создали почти идеальное биологическое оружие. Зараженные сносят, словно цунами, любое государство. Сжирают всех, ну, или хотя бы бо́льшую часть, выживших. Потом… К слову, Док, друг друга они жрут?

— Да, — отзывается Николай Николаевич. — Не сразу, но когда других источников пищи нет — начинают и друг друга жрать. Как пауки в банке…

— Или крысы в бочке, — вспомнил я вдруг старую, времен ещё парусного флота, мореманскую байку. — Главное, чтоб в процессе какой-нибудь «крысиный волк» — супер-зомби не нарисовался. Так вот… Они сжирают почти всех выживших, а потом начинают изничтожать друг дружку… А затем — и вовсе зима придет, ну, по крайней мере — в наших широтах… Как думаете, Док?

— Ну, чисто теоретически… — Николай Николаевич задумался, прикрыв глаза. — Они же не строят убежищ. Не разводят огонь. В мороз метаболизм замедляется… Должны замерзнуть. Но кто его знает… Может, вирус и тут подстраховался. Выживут ли они до весны? Чёрт его знает.

— Я думаю — сдохнут. При наших «минуса́х» зимой, без огня, тёплой одежды или собственной густой шерсти выжить нельзя. Вот и получается, что и у нас, «на севера́х», и в более тёплых широтах, максимум через год всё зараженные тем, или иным способом вымрут, успев перед этим надежно похоронить и остатки любой государственности, и почти всех выживших. А господам, которые это всё придумали и затеяли, останется только выйти наружу из тех убежищ, в которых они происходящее пережидали… И в этот раз мир унаследуют нихрена не «кроткие», ошиблись в Библии. Выйдут, и всё оставшееся от цивилизации приберут себе. И будут строить какой-нибудь свой ваххабитский «великий всемирный джамаат».

— Бля, это ж какой-то пипец, — схватился за голову Макс.- А нам тогда что делать?

— А нам — жить дальше и готовиться. Как говорится: «Если пациент действительно хочет жить — тут медицина бессильна».

— А русские, — улыбнулся вдруг Док, — всегда пациентами были ещё теми…

— Вот-вот, — поддакнул я. — «И пусть кровью захлебнутся все, кто усомнится в нашем миролюбии». Об нас не такие монстры себе зубы обламывали.

Глава 16

После застолья и беседы, пусть и не самой приятной, но зато очень информативной, сил у меня хватило только на доползти до выделенной мне комнаты, исключительно на морально-волевых принять душ и рухнуть на чистую постель. Что характерно, до памятки я снова так и не добрался…

Дока мы с Максом, проспавшись и немного поблуждав по будущему медицинскому центру, отыскали в заставленной холодильниками комнате без окон. Прямо дежавю, блин. Даже кафель на стенах — похожий. Разве что тут электрическое освещение имелось, и подсвечивать себе фонарями не пришлось.

Николай Николаевич сидел на стуле с планшетом в руках и, тыкая пальцами по сенсорному экрану, бормотал себе по нос:

— Цефтриаксон, инсулин… интерферон… А, ребята, это вы! Выспались?