Восход Сириуса, часть 2 - Битва за хрустальный гроб - Людмила Владимировна Белаш
Эсташ вздыхал, проводя широкой ладонью по своей стриженой башке. Ну что тут попишешь? Обычный молодой дурак с загонами по стилю. Доигрался. Какая же атмосфера в Штатах, если оттуда пачками выстреливают инфантильных балбесов с замашками бывалых, всё изведавших парней?.. Впрочем, старуха-Европа не лучше. Там юнцов ловят на подвиги, славу, бессмертие. Бледнолицый Отто с однокурсниками – яркий тому пример. Трое из пяти уже ушли в Валгаллу. Горят, как спички.
«Что я могу им дать? Разве сказку прочесть перед сном… Это дети в погонах, переростки. Тело растёт быстрее ума. Выучились водить, стрелять – уже бойцы, гони вперёд. Им мать нужна, чтоб одеяло на ночь подтыкала и чмокала в лоб, а вместо мамы – Таш!»
Он спрятал горькую улыбку, наблюдая, как Ариес по-братски целует Бена.
«Наверно, им в Уэст-Пойнте пели про Ахилла, Кухулина – чем сто лет коптить небо и быть червяком, проживи двадцать и умри героем. В самом деле, как оглянешься на маразматиков вокруг… Бенни, я тоже сбежал сюда с этой прогнившей Земли».
* * *
– Ло-о-окс, – искренне ужаснулась Рома, встретив бредущего по коридору американского пограничника, – нельзя же так отдаваться работе! На тебе лица нет. Тебя что, вампир высосал?
– Всё в порядке, солнышко. – Локс тронул её за плечо бледной рукой. Рома вздрогнула от его холодного и вялого прикосновения. А глаза… Запавший, в тёмных кругах, почти остановившийся взгляд человека после бессонной ночи.
– Нечего храбриться. Ты на нуле или ниже нуля. Слушай, Локси, – в Роме вспыхнуло и запылало неподдельное сочувствие, – если хочешь, я тебе сделаю укрепляющий массаж. Без хитростей, честно. Я хочу помочь.
Помочь этому негодяю, сердцееду, измучившему всех овец подразделения несбыточной мечтой – овец, натасканных на секес без любви! – было бы славной победой. Но даже еле волоча ноги, Локс не сдавался на самые коварные предложения.
– Спасибо, кисонька, я доброты не забуду. Как-нибудь сам справлюсь. Душ, ионизация, зелёный чай… После обеда вылезу в кают-компанию.
– Скажи, кто тебя укатал. Я ему отомщу.
– Воздержись, голубка. Эта задача тебе не по силам.
– А у нас гости среди дня, – не отставала Рома, вглядываясь сбоку в усталое, осунувшееся лицо Локса.
– Ты про Баггера?
– Откуда знаешь? – Рома обиделась. «Я-то хотела тебя удивить!»
– Я был в Сети. Экстраполируя возможности медслужбы, нетрудно угадать, куда он побежит чинить нервишки.
– Бен заперся с ребятами, им подали спиртное…
– Приват, приват. И слышать не желаю.
– Но, Локс, между своими-то!
– Если б ты могла представить, Рома, как мне сейчас наплевать на всё.
Она отвязалась. «Ну, если тебе ничего не надо!» Но в одиночестве Локс не остался – пока он доплёлся до своей двери, к нему успели поочерёдно прилипнуть Чик и Лава-Лава, чтобы почти теми же словами высказать мнение о его внешности, о том, как плохо он где-то провёл время, и как бы они могли ему помочь.
Обед ему подали в номер. Носила Лава-Лава; вернувшись, она рассказала, что Локс принял душ и выглядит уже гораздо лучше.
– Словно увядший цветочек полили водой!
– Не ждите, овцы, – скептически заметила Гугуай, – чёрта с два он нам раскроет, где столько пропадал. Или вы Локса не знаете?
– Он придёт, сказал.
– Есть смысл его послушать, – Чик толкнула Джи. – Чем бы тебя ни нагрузили, отмотайся, и бегом в кают-компанию. Даже если потом арестантскую робу напялишь – выход Локса пропускать нельзя.
– При мне он в кают-компании не появлялся, – задумчиво произнесла Джи. – Это что-нибудь особенное?
– Если обещал – значит, его прёт. Так с ним бывает после больших загулов. Он истощается, зато фантазия бушует. Такое выдумывает, жуть! Или вспоминает из книжек и фильмов. У него голова как база данных, там прорва всего напихана. Говорит: «Мне надо разгрузиться, вытолкать из себя лишнее». Телефон забудь в каюте, поняла? Заметит, что записываешь – руки оторвёт.
После обеда (законный час пищеварения) в кают-компанию набились все, кто смог отвертеться от хозяйственных забот. Локс вошёл под вздохи обожания, смешки и выжидательный шёпот – бледный, в чёрной домашней пижаме и украшенных бисером шлёпанцах с загнутыми носами на босу ногу.
– Мои овечки, – обвёл он стадо ласковым и томным взглядом.
– Наш пастух! – Гугуай послала ему воздушный поцелуй.
– Сели на пол. – Локс первым подал пример, устроившись на ковре по-турецки. Овцы дружно попАдали кто где, замирая поодиночке и кучами в живописных позах.
– Я видел одну историю, – напевно заговорил он среди тишины, подняв лицо и полуприкрыв веки. – Это древняя история, ей много веков. Я видел её в женских глазах, полных горя и слёз. Там, в загадочной, тёмной глубине прозрачных глаз, мне открылось удивительное зрелище… Ослепительное солнце, шумная толпа в диковинных одеждах, белый город, лоснящиеся кони, блестящие мечи – и одухотворённые, жестокие, решительные лица. Я должен выложить своё видение, иначе оно разорвёт мне душу. Нельзя носить в себе чужое прошлое, иначе оно целиком овладеет тобой, ты забудешь себя и станешь кем-то другим. Никогда не таите то странное, волнующее, что будоражит ваше сердце. Надо высказать видение в словах; тогда оно обретёт тело и отправится искать того, кому принадлежит…
– Мне страшно, – тихо-тихо призналась Джи, пододвинувшись к Роме. – Зачем он это говорит? Вдруг оно перескочит на нас?..
– Тише, он начинает, – осекла её Рома, напряжённая, словно пружина. Голос Локса проникал в неё и касался каких-то струн внутри, о существовании которых она не подозревала.
Рассказчик воскликнул, будто увидев перед собою то, о чём вещал:
– Вот Аль-Кахир, «Победный Град», жемчужина Нила и восхищение Египта!
