Земля войны - Александр Дмитриевич Прозоров
– Это уже больше похоже на правду, – рассмеялся вождь, берясь за кувшин. – Если муж не балует жену, она начинает баловаться сама. Вот только зачем тебе рабыни? Вроде как не женский они интерес…
– У мужа много воинов. Чтобы они прислушивались к моим желаниям, нужно как-то их награждать. Воинам всегда мало женщин, они будут благодарны мне за лишние ласки.
– В тебе воистину кипит кровь знатного рода, – признал тотемник. – Ты знаешь, чего хочешь и как этого добиться. Мне это нравится. Если твои обещания окажутся правдивы, я исполню любые твои пожелания. Для властителя мира второго солнца это сущая малость.
– Ты не пожалеешь об этом, вождь, – кивнула Митаюки. – Однако открой и ты мне одну тайну. Отчего шаманы столь слабо защищали святилище? Я готовилась к великой битве!
– Пророчество верховного колдуна гласило, что смерть шаманов спасет народ Пы-Ямтанга от гибели, – усмехнулся вождь. – Горожане как-то сразу согласились на сию жертву, а вот шаманы стали тихи и пугливы… Полагаю, если воины твоего мужа действительно сражаются со святилищами, а не племенами, то подобное вы видели уже много раз.
– Столь верных пророчеств… – увидев лодку, Митаюки оборвала фразу на полуслове, приподнялась: – Наконец-то! Это верный помощник моего мужа, Ганс Штраубе. Нужно позвать его к нашему очагу.
– Передай, что верховный вождь Пы-Ямтанга, почтенный Тарахад и его гости желают разделить с вождем свою трапезу.
– Сотником, – уточнила чародейка. – Сотник Ганс Штраубе, атаман Матвей Серьга и его жена Митаюки-нэ стали сегодня твоими гостями.
– Я польщен, уважаемые. Сильно польщен…
Пир длился до глубокой ночи. После второго кувшина казаки и тотемники нашли некий общий язык, после третьего начали друг друга понимать, после пятого – позволили присоединиться к веселью пленным сир-тя.
Гребцы общего веселья не разделяли – однако хотели есть, и потому от угощения не отказывались.
Больше всего Митаюки опасалась, что сир-тя из рода двуногов попытаются перерезать пьяных врагов, когда те, хмельные и объевшиеся, вперемешку попадают спать. Однако и среди мужчин нашлись соображающие люди – перед сумерками Силантий, Ганс Штраубе и несколько воинов из горожан пленников все-таки связали.
С рассветом, подкрепившись остатками от пирушки, казаки взялись строить часовню. Горожане им активно помогали. Не столько из любви к неведомому пока христианству, сколько из интереса к инструменту белокожих дикарей и странному способу строить. Привычные сир-тя каменные топоры рубили деревья куда как хуже стальных, и потому тотемники старались, по возможности, обходиться без этой трудной работы. Стволы сухостоя – перетаскивали в город целиком, а потом пережигали в очагах: пополам, еще раз пополам, и еще. Для чумов шли слеги толщиной в руку, самое большее в две. С такими деревьями справлялись и каменные топорики.
Бронзовыми топорами сир-тя не пользовались вообще: они были еще хуже каменных, быстро тупились и сминались.
Железные топоры белых, с наваренной на лезвие полоской каленого булата, резали древесные волокно легко, как мясо, каждым ударом погружаясь на пол-ладони, и даже сосны в обхват размером падали под их ударами уже через четверть часа. С таким инструментом, понятно, дерево можно уже не только на опоры для шкур использовать, но и стены полностью из него класть.
Тотемники, работая вперемешку с полоном, носили на мыс длинные, в пятнадцать шагов, бревна, где полуголые казаки рубили на их краях чашки[2]. Венец за венцом стремительно поднимались прямо на глазах, и на черных угольях святилища еще задолго до сумерек выросла белостенная, пахнущая смолой и влажной травой церковь.
Горожане бродили вокруг в восхищении. Мужчины – поражаясь прочности дома и могуществу дикарского инструмента. Женщины – заглядываясь на самих дикарей, чьи блеклые тела были куда как уродливее холеных воинов сир-тя. Но покрывающие тела и руки глубокие безобразные шрамы, играющие под кожей мышцы, ловкость владения оружием придавали этому уродству привкус такой силы и мужественности, что девушками овладевало странное томление и желание этих шрамов и тел прикоснуться поближе. И лучше всего – вдали от любопытных глаз.
Покрытого сажей истукана Ганс Штраубе, стараясь не привлекать внимания, загрузил на самую большую из лодок – тут же просевшую по самые борта – и прикрыл рогожкой из лыка.
– Ты убедился, немец? – не удержалась от хвастовства Митаюки, следившая за работой и простенькими заговорами отводившая от идола взгляды. Благодаря заклинанию тотемники, даже замечая, что происходит, не обращали на это внимание, не смотрели, не запоминали. – Я обещала воинов, немец, и ватага их получила. Больше ста крепких мужчин.
– Дикари, – презрительно скривился сотник. – Меча отродясь в руках не держали. Один казак двадцати таких вояк стоит!
– Ты их обучишь, станут не хуже.
– Обучить недолго. Но можно ли им доверять?
– Можно. Я обещала тотемникам шанс отомстить соседям за вековые обиды и унижения, добиться власти в Верховном Седэе. Величие оскорбляемого десятками поколений рода. Ради этого они готовы проливать кровь!
– Так вот на что ты их поймала, чернокнижница! – сообразил Штраубе. – Да, жажда мести, это страшная сила. Но откуда ты узнала про обиды местных на соседей? От лопоухого трусишки?
– Ни от кого, – пожала плечами чародейка. – Зачем спрашивать? И так понятно, что между племенами, живущими рядом, всегда случаются обиды и разногласия, и как бы они ни разрешались, в памяти неизменно остается осадок недовольства… Вот скажи, немец, разве в вашей ватаге, где все считают друг друга братьями, не бывает ссор и драк?
– Да, бывает и цапаются, – пожал плечами Штраубе. – Особливо по пьяни. Берешь таких буянов за загривок, стучишь лбом в лоб посильнее, чтобы дошло, и приговариваешь: «Мирись, мирись, мирись и больше не дерись». На том обычно все и заканчивается. Побурчат, лбы потрут и разойдутся. Наутро, глядишь, уже опять не разлей вода, обнимаются.
– Вот-вот, – кивнула ведьма. – Коли хочешь прочного мира, нужно уметь прощать. Но сие есть редкий дар. И потому, когда появляется возможность отомстить, забытые обиды всплывают моментально. Я не знаю, в чем обида Пы-Ямтанга на соседей, и есть ли она вообще. Может статься, тотемников просто гложет зависть к более сильному и удачливому племени. Для нас главное, что они хотят мстить. Местные готовы показывать нам удобные дороги, погибать, помогать, удерживать в повиновении… Народ нуеров утешит свое
