Вороньи сказы. Книга первая - Юлия Деулина

Решила я кратенько себе записать, заодно вычитать, сильно ли Светл враньё не любит. Оказалось по книге, что не любит, но не насмерть, всего лишь в третьем чине этот грех, рядышком с безразличием, блудом, жадностью и гневливостью. В первом чине – предательство и нарушение божьей клятвы. Во втором чине – татство неуёмное, губительство, коварство, насилие разное, месть кровная, порабощение людей и нарушение обещаний и договоров. Вот тут меня прошибло, как задумалась – так то я наш с Горицветой уговор самой за спасение Анисии не платить вроде и нарушила. А, может, и нет, ведь мне самой от марьки знания нужны были. Стала дальше читать. В четвёртом чине драчливость, сквернословие, нелюбие Светловых творений, к людям недоверие. Ещё в особом чине грехи из второго и третьего, но не со злобы сотворённые, вроде как если убьёшь кого, себя защищая, или соврёшь во спасение. Вот тут, верно, грешок мой супротив Горицветы. Такие Морива мягче оценивает, когда решает, куда душу отправить. Если нет на человеке грехов с первого и второго чина – то смерит Морива все добрые и злые дела человека, и, ежели доброго больше, в светла-навь его душу отправит. Вот уж надеюсь, что честно она дела людские судит, а не как Наведаровы…

Решила я жреца поспрошать, чтобы пояснил мне, поймала того, что книгу принёс. Его Пламень звали. Не старый, рубаха на нём белоснежная, солнцем красным на груди шитая, волосы в косу убраны, борода опрятная, а ноги – босые. Это, мне бабушка в детстве объясняла, за тем, чтобы показать, что жрец от нечисти и горя людского и не подумает побежать.

– Жрец Пламень, перетолмачь, будь мил, вот тут про жадность писано: это до денег или до чего? – спрашиваю.

Он склонился надо мною, отвечает:

– До всего, добрая девица. До власти, до знаний. Ежели желаешь чего так, что на многое готов – это жадность.

Понятно, думаю. Ещё грешна.

– Жрец Пламень, а вот разбери загвоздку напримерную: пустим, обещала я, но Светлом не клялась, что подруге не буду бусы себе в убыток дарить…

Жрец внимательно слушает, а бровь выгнулась. Лучше-то я примера не выдумала, не про марьку же ему говорить.

– …А потом пошла себе бусы покупать, а купец мне вторые подарил. Я их подруге отдала. Вот нарушила я наш уговор или нет?

Пламень бороду почесал:

– С одной-то стороны, у тебя меньше на бусы стало, значит – в убыток. С другой – не платила ты за них. Тут, думаю, чин особый. Не думаю, что за бусы Морива в темна-навь отправит.

Чуть я успокоилась. И, вроде бы, какая мне-то разница – меня Тёмн всё равно к себе заберёт, хоть греши, хоть не греши. Ну да вроде безгрешных невест он не шибко-то жалует.

Раз уж жреца схватила, решила его сразу про всё расспросить.

– Жрец Пламень, а вот не прими за умысел Светла понести…

– Та-ак, – улыбается от чего-то, видать, часто ему вопросы заковыристые задают.

– …но я много сказов слыхала про Светла с Тёмном, и везде-то Светл простодушен так, что Тёмн хитрости творит у него под боком. Как же так?

Подумал Пламень, но недолго:

– Есть сказы, в которых не так всё ставится. Не простодушие это – любовь братская, пусть и плох брат, и коварен. Кажет Светл, что нельзя пред делом никого судить, а только после. И что верить надо родичам своим. У него то – Тёмн, а у нас – другие люди.

Про не судить пред делом мне даже и понравилось.

– А нечисть?

– А нечисть – дети Тёмна, и нам не родичи, им верить не надо, – просто так говорит и плечами жмёт. – Не для нечисти Слово Светлово.

Ну, так-то складно.

– Грех ли в Светловых глазах с нечистью договариваться?.. Я колдунья, от того такие вопросы, – пояснила.

Пламень головой покачал:

– Хоть колдунья, а не добро. Но, опять, как в особом чине – гляди, зачем. Если чтобы зло людям учинить – так грех, всенепременно. А если чтобы помочь – так меньший грех. Говорить с нечистыми Светл не запретил, да только опасное это дело.

– А вот я истории слышала про волков, которые людей не трожут. Душеньки их в темну-навь отправятся?

– Ежели ни разу человека не тронул, Светл сам такое с Тёмном решает. Была давно княжна Речанская Лебедь, волком стала, но людей не тронула – ушла жить на гору, молилась Светлу ежечасно. Как померла – в светла-навь её забрали. Знаем мы про то, потому как она сама являлась жрецам, и историю эту в нескольких храмах разных записали.

Я киваю, ну хорошо, мож и другая Лебёдушка, Фёргсварда, в светла-нави. Не убила же она его, только покусала, да и то с ужасу, не со злобы.

– Жрец Пламень, а вот потолкуй случай: я – невеста Тёмнова…

– Та-а-ак…

– По-настоящему, не придумка моя.

– Хорошо, ты говори, за душеньку твою и о защите потом Светла попросить надобно.

– Это-то обязательно! Но вот, я – невеста Тёмнова. И, случись такое, что Тёмн меня живую заберёт. А у меня, скажем, любимый есть. Он Светловой помощью меня с темна-нави вернёт. Что со мной будет?

Пламень глубоко задумался, поглядел мне в глаза пару раз, да говорит:

– По-Светлову – это чудо великое будет. А по-человечьи, боюсь я, не каждый такое примет.

Бережно так сказал, но утвердил мои опаски – погонят Анисию прочь.

Не стала я жреца больше мучать, попросила только за меня помолиться о спасении, а сама пошла в то прибежище, где на стене тканый лик Светла-мальчишки висел, помолилась о удаче и прощения попросила за то, что сотворила и сотворю. Уж не со зла я с нечистью вожусь ведь. Уходила когда, Пламень с лютым говорил, махнул мне на прощанье лишь.

Как-то легче мне всё равно не стало, так что помыкалась немного на солнечной площади, да на рынок заглянула, пряник кошкою себе взяла, и уж Горицвету дождалась.

Та явилась в новой одёже, мошна на поясе, Хороша чищена и грива причёсана.

– Взяла письма! – сдали мне кричит и рукой машет.

Собрались мы к Фёргсварду, болтаем, я пока про Анисию не заговаривала, только про другое, что у Пламеня спрашивала не об нас. Солнышко садится, народ в ворота торопился, а мы – наоборот. Вышли на дорогу, а Октавий в вышине закричал, предупреждая. И глядим, правда следом шестеро верховых торопятся. Мы с дороги отошли пропустить, а они – прямо к нам! Лютые, по мечам видать, а у одного и плащ