Полдень XXI век, 2009 № 7 - Арцун Акопян
У самого места, где произошла трагедия, Эдик чуть приотстал, пропуская пилота вперед. Павел впился взглядом в его спину, ожидая реакции. Она была незамедлительной. Увидев тело, пилот даже с шага не сбился — резкий поворот, и уже нет улыбки на узких бледных губах, и стальной взгляд, напряженный и нечеловечески холодный, а рука рвет клапан кобуры и тянет на свет вороненую сталь пистолета, — но Эдик уже готов, он ждал, с нежностью прильнув к ружью, и дуплетный выстрел срывает с нелюди лицо, тонкую кожу нацепленной им маски, отшвыривает тело назад. Тот, что называл себя пилотом, падает поперек того, что притворялся браконьером.
Павел, чувствуя неимоверную слабость сел прямо в траву, обнял колени и попытался унять дрожь. Борис мрачно и спокойно взирал на тела. Эдик перезаряжал ружье.
Меланхолично шумел лес.
— Погода сегодня хорошая, — вдруг сказал Борис.
Павел взглянул на кроны деревьев, пронизанные солнечными лучами, и согласился:
— Да. Не то, что позавчера.
— Подольше бы продержалась. Нам еще плыть и плыть...
— А еще идти и идти, — сказал Эдик. — Местность нужно все-таки зачистить. Кому пистолет нужен?
— Мне, — сказал Павел, расслабившись. — А знаешь, что, Эд? Если ОН пилота съел, то по закону сохранения массы сейчас должно быть два пришельца.
— Этого еще не хватало, — с отвращением сказал Борис. — Заполненная пришельцами тайга! Себя-то послушай!
— Допустим, — Эдик не обратил на него внимания, — но деталь-то нес этот. И был один.
— А может, он ТОГО на Земле оставил. Резидентом.
Эдик вздохнул, глянул на часы:
— Ладно. В любом случае, пора возвращаться к Серому. Там и решим.
— Может, разделимся? Один — к Серому, двое — туда?
— Нет. Никаких разделений. И вообще, из виду не пропадать. Как мы потом узнаем, что одиночка остался человеком?
Это проняло. Павел поднялся, подобрал вылетевший из руки пилота «Макаров», проверил предохранитель и сунул за пояс джинсов. Нужно было проверить еще и обойму, но настолько не хотелось, что Павел понадеялся на добросовестность военного.
— По дороге зайдем к деду. Нужно посмотреть, как у него дела.
Борис вздрогнул:
— Эд, деда не трогай!
Эдик молча пошел в обратном направлении.
Борис догнал его:
— Эд?
Наконец тот ответил:
— Посмотрим. Понаблюдаем за ним и решим.
К заимке они вышли неожиданно быстро и почему-то сзади. Таясь, прошли по лесу кругом и заметили деда — он лежал у входа в землянку, загородившись какой-то лавкой и поваленными ржавыми остовами бочек, и озирал тайгу поверх ружейного ствола.
— Я обойду сзади, — прошептал Эдик. — Залезу на крышу над ним, посмотрю на него. Потом вы выходите и идите к нему не торопясь, гомоните. Потом побеседуете с ним о чем-нибудь, а я послушаю. Потом спущусь, обойду хибару и выйду, типа, из леса. Поняли?
Они быстро закивали. Эдик настороженно оглядел их и нырнул в заросли.
— Что сбежим, боится, — пояснил Борис.
Павел не ответил. Оценив диспозицию, он дополз до поваленного ствола, откуда, раздвинув лопухи, можно было видеть поляну перед землянкой и выглядывающую из-за баррикады двустволку. На ней весело играло солнце.
Минуту спустя к нему шумно подполз Борис:
— Прячется?
— Прячется.
— Значит, нормальный. Инопланетянину-то зачем прятаться?
— А армию подманить. И положить здесь батальон-другой. Из ружья. Он его в бластер переделал.
— Очень смешно. Вам бы, мил человек, книжки писать.
Павел не ответил.
— Я вот что думаю: сваливать надо. Берем Серого — и на реку. Посуди сам, если даже взять твою бредовую идею о сохранении массы, ходил-то пилотик легко и энергично! А Второй с той же скоростью сейчас по тайге в неизвестном направлении... Где нам ЕГО искать? А тут скоро весь Забайкальский округ...
— Северо-Байкальский, — поправил Павел.
— Какая разница?!
— Тише ты. Так и сделаем... — на крыше землянки показался Эдик, медленно подкрался к самому «коньку» и замер там, прижимая к груди вертикалку. Ствол дедова ружья не пошевелился. Глуховат дед. .
Глядя на Эдика, Павел закончил:
— Наверное.
— Слушай, а тебе не кажется, что наш самозваный командир немного... реальность видит искаженной?..
— Пошли уже! Отползай.
Они отползли глубже в лес, обошли поляну так, чтобы выйти прямо на вход в землянку, и двинулись вперед, стараясь громче шуршать ногами и хрустеть ветвями.
— Слушай, а ну как шмальнет?
— С чего бы ему шмалять? Он же нас видел.
И чтобы заглушить страх — ему вдруг представился Эдик, стреляющий в деда, а потом — в них, с криками «Пошли прочь, пришельцы!», — Павел запел во весь голос какой-то дурацкий шлягер.
Они вышли на солнце.
— Эй, отец! — замахал Павел насторожившемуся ружью. — Встречай, что ли!
Грохнул выстрел. Павел бросился на землю:
— Ты чего?!!
Крик его потерялся во втором выстреле, Павел сразу узнал голос Эдовой вертикалки.
И вновь настала тишина. Она всегда какая-то особенно тихая и звенящая после стрельбы, подумал Павел. А особенно — после того, как поймешь, что стреляли в тебя, а ты все-таки жив. И снова предательски дрожали ноги.
Павел заставил себя подняться и шагнул к землянке, из которой больше не высовывалось никакого ствола, а на крыше сидел понурый Эдик с вертикалкой поперек коленей. Шибанула мысль: а где Борис? Он остановился и какое-то время не мог заставить себя обернуться. Поза Эдика отвечала на все вопросы.
А вдруг ему нужна помощь?
Пошатываясь, Павел вернулся к телу. Было ясно, что помощь Борису не нужна — глаза его были открыты, и по ним ползала мошка.
Павел присел, глядя в лицо друга. Пуля попала в грудь, лицо не задето даже кровью, но искажено такой гримасой, что... Павлу было спокойно. Умом он понимал все, но сердце что-либо понимать отказывалось. Он протянул руку и опустил неожиданно послушные веки. Вот лежит Борис, и это конец. Конец чего? Скорее — начало. Начало неприятностей. Им ведь домой возвращаться... Нашел, блин, время, ротозей! От пули не мог увернуться! - .
Павлу стало стыдно перед собой, но скорее — по долгу морали. Не душой. Он поднялся на ноги и пошел к Эду. Тот уже спустился с крыши и сидел на поваленном стволе дерева, приспособленном под лавочку, у стены землянки. Рядом лежали недообработанные дедом беличьи шкурки. Глядя на них, Павел вспомнил того браконьера. Похоже, они
