Победа будет за нами - М. Петрович

И пока Владимир Рудольфович спал, укрывшись еловыми ветвями и бархатным знаменем Кремлевского полка, над ним, словно волхвы над самым главным младенцем мира, склонялись генерал Гурулев, уже второй Карен Шахназаров, политик Александр Хинштейн, Яков Кедми (которого Соловьев использовал для битья) и другие известные личности, чей вклад в сокрушительную победу над криптопидорасами вопросов не вызывал.

О том, чтобы раздеться, речи, конечно, не было, но тулуп стал Соловьеву второй кожей, и он его просто не замечал. Отхожее место было оборудовано в дальнем углу студии: стояли холода, все замерзало буквально на лету, поэтому запахи были минимальны. В другом углу у Владимира Рудольфовича хранился запас мороженых крыс и голубей.

За снегом для кофе Соловьев выбирался или на стену, или на отводную стрельницу башни, где снега было видимо-невидимо. Вместо кофе телеведущий заваривал кирпичную крошку и лишайник со стен, но вкус был вполне приличный, почти как в «Макдоналдсе». А настоящий бумажный стаканчик из Starbucks добавлял антуража. Это к вопросу о важности сервировки. Конечно, сервировка влияет на вкусовые ощущения, еще как!

Время от времени, когда температура падала особенно низко, Владимир Рудольфович разворачивал камеры и вел эфиры прямо из шалаша. В таком случае не было необходимости таскать экспертов по студии.

На одной из самых светлых стен (с тремя узкими окошками под потолком) можно было разглядеть восемь человеческих силуэтов, нарисованных углем. Это были дети Соловьева. Телеведущий никак не мог вспомнить, куда они все подевались и почему он так давно с ними не виделся. Ничего, зато он регулярно с ними созванивался то по обломку кирпича, то по тушке голубя, то прям в эфире передавал им приветы. Он знал, что у его ребят все в порядке.

Невдалеке от Спасской башни бушевало веселье, Елена Борисовна Мизулина под аплодисменты героев СВО уже карабкалась на стол, чтобы исполнить для зрителей один молодежный танец из тик-тока, но телеведущий об этом даже не подозревал.

Он торопливо ужинал перед началом передачи, где собирался обсудить необходимость нанесения ядерного удара по Украине. Эту недострану надо было погрузить в каменный век. Оставить без света. Без тепла. Без воды. Без крыши над головой. И посмотрим, как они запоют. А потом то же самое надо повторить с Лондоном, думал Соловьев, яростно вгрызаясь в голубя и отплевываясь мелкими перьями. Крупные-то он обирал, а на мелочь и пух терпения уже не хватало.

Таким — разгоряченным, заросшим, с перьями и кровью на устах — его увидели беглецы, явившиеся в башню за фольгой. Поначалу Владимир Рудольфович решил, что его студию посетили сияющие ангелы с одинаковыми светлыми лицами. Затаившись в углу, прижимая голубя к груди, он зачарованно смотрел, как ангелы зачем-то снимают со стен его софиты.

Уж не собираются ли они заменить софиты собственным сиянием, думал Соловьев, с кротостью наблюдая, как ангелы обматывают друг друга фольгою, создавая из нее что-то вроде средневековых доспехов. Однако ж на шеях у ангелов болтались респираторы, поэтому Владимир Рудольфович усомнился в явленной ему благодати и прислушался повнимательней. Ангелы ругались матом, выражая беспокойство по поводу своих ангельских чресел, каковые они окружали фольгой с особым тщанием.

Владимир Рудольфович качнулся и вышел из тени. Ангелы подпрыгнули от неожиданности и синхронно выругались. Испугаться близнецы не испугались, поскольку дед был небольшой и один.

Владимир Соловьев был любимым телеведущим их мамки, она постоянно говорила, что не ложится спать, пока его не послушает. Ей нравилось, что он юморист почище Петросяна, особенно мамка смеялась, когда Владимир Рудольфович кривлялся и изображал немецкий язык. Но, к сожалению, братья не признали мамкиного кумира в мохнатом худом старикане. Они поторапливали и подгоняли друг друга, а телеведущего игнорировали, словно он был пустым местом.

Братья двинулись к лестнице, ведущей вниз и наружу, и Владимир Рудольфович догадался, что его обокрали. Старый каратист, он сунул свой снек за пазуху и преградил близнецам дорогу, приняв стойку дзенкуцу-дати. В этой стойке передняя нога, на которую приходится 60 % веса, должна быть согнута, а задняя вытянута, что обеспечивает стабильность и идеально подходит для нападения. Телеведущий приготовился к бою.

Один из ангелов простер длань и больно ткнул Соловьева в лоб средним перстом. Телеведущий упал.

Ангелы, шурша фольгой и переливаясь, удалились. 

Глава двадцать третья

Апостол спал, и храп его разносился по темному ночному офису. Даже находясь в отключке, Апостол беспокоился за свой сон и заранее ненавидел того, кто придет его будить. Поэтому было так.

С одной стороны, раскинув руки, ноги и даже крылья, он доверчиво погружался в сладчайшие слои то ли бытия, то ли не-бытия, это оставалось вопросом философским, но в этих слоях по-любому было зашибись, и спящий Апостол даже слегка улыбался, что было явлением нечастым.

С другой же стороны, он мрачно стоял на краю своего отплывшего сознания, понимая, что сон его висит на тончайшей ниточке и сейчас придет какая-нибудь сволочь и станет за эту ниточку дергать и в конце концов ее оборвет. Хотя Апостол пообещал придушить любого, кто рискнет это сделать, и даже показал сотрудникам сильные злые руки, которыми он осуществит это противоправное деяние.

Не помогло. Он услышал, как какие-то сволочи вошли и стали топтаться рядом с его креслом, и зашептались, и заговорили громче, и драгоценная ниточка задрожала. Апостол взмахивал мощными крылами и пытался от них улететь, но крылья его отвалились и упали на дно прекрасного крепкого сна. И он остался совершенно беззащитным перед своим продюсером, который тряс его за плечо и орал: «Дмитро! Дмитро, вставай!»

Апостол открыл глаза и увидел рожи продюсера и второго режиссера, радостные, как лампочки на елке. Режиссер протянул Апостолу стаканчик с кофе и сказал:

— Ты сказал тебя не трогать, но у нас движняк в шестом квадрате. — И, поняв, что в глазах начальства движняк в шестом квадрате не является веской причиной его будить, добавил: — Дим, ты ща реально сдохнешь.

Не отвечая ни слова, Апостол вздохнул и ткнул в какую-то кнопку, и на стене загорелись десятки экранов. Он сидел и тупо смотрел на картинки, большей частью неподвижные, тогда режиссер потерял терпение, схватил мышку и вывел на большой монитор тот самый шестой квадрат.

В этом квадрате у темной мерцающей стены переминались два блестящих космонавта с солдатскими рюкзаками за спиной.

— Тю-ю! — протянул Апостол и заинтересованно увеличил космонавтов.

— Я тебе говорил, — возликовал продюсер. — Ты посмотри на этих