Глубина - Танё

Сухо и Кён продолжали обмениваться бессмысленными фразами до вечера и в конце концов разошлись. У них не было возможности поужинать или выпить вместе. Кён собирался навестить тетю Хи в больнице, а Сухо решила вернуться домой.

Ожидая такси, она зашла в ближайший магазин и купила керамическую свинью. Это была фигурка из глины, скатанной в круглую форму с прикрепленным носом и ушами. На поверхности была надпись о том, что она приносит удачу, на китайском и японском языках.

– Дядя Кён, это подарок для тетушки. Чтобы она скорее выздоровела. Она ведь любит подобные вещи. Раньше в палате даже стояла кошка-талисман.

Молодой человек долго вертел свинку в руках, прежде чем положить в карман.

– Передам ей, когда пойду в больницу. Спасибо.

В этот момент подъехало такси. Они попрощались, и, как только Сухо села в машину, ее приподнятое настроение сразу пропало, а голова резко остыла. За окном был шум и закат, разливавшийся подобно шампанскому. Это напоминало сцену с вечеринкой из фильма. Все были живы. Даже если война доберется до их маленькой страны и ракеты разрушат Ёыйдо, как говорил Кён, кто-то все равно будет жить. Кто-то будет держаться за жизнь.

Девушка старалась представить это чувство, но не выходило. Раньше оно казалось само собой разумеющимся, но теперь осталась лишь его плохо очищенная часть.

Была пора, когда Сухо думала, что будет счастлива, если сможет бесконечно гулять по Сеулу. Она много раз мечтала о том, чтобы оказаться на фотографиях. После того как стала андроидом, девушка не могла отрицать, что взволновала этим фактом. На самом деле ей даже было жаль, что она постоянно жаловалась во время процедур. Удивительно было осознавать, насколько другим выглядит мир просто потому, что боль ушла.

Первые несколько месяцев она занималась разными вещами: пробовала кататься на одноколесном велосипеде, сидела в первых рядах на концертах или просто наблюдала за восходами и закатами, расположившись на траве. Она хорошо общалась с родителями.

Но иногда возникали дни, когда Сухо беспокоили мелкие недоразумения. Например, при перелете у нее вытаскивали аккумулятор и помещали в грузовой отсек. Девушка не могла поесть в туристических местах. Из-за программы балансировки она даже не могла поучиться кататься на одноколесном велосипеде – в тренировках просто не было необходимости.

В такие моменты Сухо ощущала прозрачную преграду, отделявшую ее от настоящего мира. За этой преградой находилась реальность, которая была либо более ужасной, чем она себе представляла, либо, наоборот, более прекрасной. Прямо на расстоянии вытянутой руки, но недоступная. И люди по ту сторону тоже не могли перешагнуть черту.

Однажды, когда девушка безразлично отреагировала на предложение о путешествии, мама нахмурила брови. Она делала так же, когда Сухо вспоминала о больнице или жаловалась на что-то. Сухо знала, что означало это выражение лица. Когда кондиционер дул горячим воздухом, когда робот-пылесос засасывал ковер или когда лифт останавливался на проверку – мама всегда так морщила лицо. Подобных моментов было множество.

С тех пор они стали трансформироваться в некоторые сомнения. Сухо начала задаваться вопросом: какова моя функция? Всегда улыбаться, бодро передвигаться и беспрекословно слушаться. Не показывать злость или скуку и вечно сверкать под солнечными лучами. Не задавать вопросов о будущем или прошлом и никогда не меняться. Это не было функцией дочери или функцией человека.

Вопросы начали множиться. Останусь ли я собой, если войду в режим ожидания и выйду из него? Не изменится ли мое внутреннее состояние так же, как исправляют ошибки в коде? Возможно, злость забудется в одно мгновение и все будет восприниматься только положительно. Возможно, само наличие подобных вопросов – ошибка. Хорошая «дочь-механизм» начала давать сбой.

Когда Сухо заперлась в комнате, папа предложил пройти проверку. «Разве я выгляжу как машина? Я не могу пойти в больницу», – говорила она. «Просто давай проверим, на всякий случай». Однажды в мессенджере родителей она наткнулась на сообщение о переустановке программы на компьютере. Это было связано с вопросом о том, стоит ли стирать память или нет.

В итоге они решили немного подождать, но бездействовать было нельзя. Произошла крупная ссора. Родители сказали, что просто пошутили и не хотели ее обидеть, но в конце концов открыли свои истинные чувства. Они сказали, что у них не осталось выбора, раз она не хочет проходить проверку.

Значит, намекали, что могут стереть память?

Сухо выбежала из дома и не возвращалась обратно около четырех дней. Затем подобные ситуации повторялись снова и снова. Попытки помириться с родителями и принять свою жизнь всегда приносили столько же разочарования, сколько надежд. Даже вещи, которые приносили удовольствие, быстро теряли свой блеск. Теперь причины умирать исчезли, но причин жить было недостаточно, оставшихся ожиданий тоже было мало.

Тем не менее Сухо продолжала жить.

Жизнь была ужасной, но она продолжалась, и таким образом сохранялся хрупкий баланс. В один момент было невыносимо настолько, что девушка готова была со всем покончить, но в конечном итоге встречала завтрашний день. Она не стала давать этому чувству название. Было ли это надеждой или привычкой – теперь это не имело значения.

– Ты же говорила в среду, что в воскресенье пойдем на мюзикл.

Как только Сухо вернулась домой и вошла в гостиную, она услышала голос мамы. По ее голосу было понятно, что она долго плакала. Она помнила об этом и понимала, что мама старается восстановить их отношения. Но ей это не нравилось.

– А, точно. Наверное, он уже закончился.

Сухо представила, как за безразличным лицом скрывается злость. Каким будет ответ, если она расскажет, что ушла из дома сразу после того, как получила мамино сообщение – настолько ей все противно? Мама заплачет или разозлится? Или просто скажет, что все в порядке?

– Ты же знаешь, я не давала согласия. Не нужно решать за меня.

– Я ведь просила. Давай просто один раз сходим вместе на выступление или выставку. В прошлый раз мне пришлось даже вернуть билет на самолет…

Мама легонько постучала ладонью по дивану, словно приглашая сесть рядом. Сухо сделала вид, будто не заметила, и продолжила бродить по гостиной.

– Не знаю. Все это скучно. Каждый день тянется бесконечно.

– Ты говорила, что хочешь делать все на свете после выписки.

– То было раньше, сейчас все по-другому. Разве нельзя просто оставить меня в покое? Мне обязательно что-то делать?

Как только она произнесла эти слова, где-то в голове зазвучал сигнал тревоги. Подобные разговоры всегда заканчивались одинаково: все начинали выкрикивать одни и те же слова. «Я этого не хотела». «Ты не должна