Шепот Ангела. Возвращение души - Анна Николаевна Александрова

Ему снился отец.

Во сне папа был молод, совсем как на старых фотографиях в семейном альбоме: черная шапка кудрявых волос, клетчатая рубаха с закатанными рукавами, джинсы-клеш. И взгляд с хитринкой из-под собранных домиком бровей. И улыбка… добрая и мудрая, будто папа знает что-то. Улыбка уже взрослого, прожившего целую жизнь человека.

Игорю снилось, что они стоят с отцом на той самой поляне, между ними ручей, а вдали шумит листовою черное дерево. Все так, как было в день, когда… Только в этот раз рядом не было бабушки – лишь они двое. Отец стоял, опустив длинные руки вдоль тела, смотрел, молчал и улыбался.

Игорь хотел шагнуть через ручей, уже занес ногу, протянул руки, чтобы обнять. Хотел сказать отцу, что он рядом, что это он и он вернулся. Но папа остановил его жестом и покачал головой, давая понять, что черту переступать нельзя, что ручей – это граница, разделяющая миры, обратного хода не будет.

Тогда Игорь-Сергей заплакал. Там, во сне, слезы текли легко. Он вытер мокрые щеки и только тут заметил, что у него руки ребенка, посмотрел вниз и увидел босые маленькие ноги в детских заплатанных штанах. Да, конечно, он и был ребенком, сыном своего молодого замечательного отца.

Рухнув в зеленую траву, Игорь уткнулся лицом в коленки и неровно всхлипывая, подвывая и шмыгая носом, размазывал по маленькому личику мальчишеские слезы. Ему было обидно и страшно, горько и больно, но с каждой оброненной слезой становилось легче. Совсем как в детстве.

Он долго не мог поднять глаза, боялся взглянуть на ту сторону ручья, потому что знал, что отца там больше нет… И, только почувствовав мягкое нежное тепло возле своей правой щеки, сумел разлепить припухшие веки. Игорь поднял голову и увидел маленькую светящуюся точку, парившую рядом. Она то приближалась, то удалялась, то садилась ему на нос, то целовала в лоб, щекоча и согревая. Игорь перестал плакать, следил за огоньком, как завороженный. На душе потеплело. И, судорожно втянув воздух последним всхлипом, он лег на траву, подложил руки под голову и подтянул коленки к животу. Он не спускал взгляда с живой звездочки, не хотел отпускать ее. Но веки его слипались сами собой, и скоро он провалился в сладкий сон, такой крепкий и безмятежный, какой бывает только в детстве.

Проснулся Игорь уже в той печальной действительности, которую оставил накануне вечером: помятый, несвежий, но выспавшийся. Вселенская тоска, одолевавшая его еще вчера, исчезла, и ее место заняла упрямая решимость. Ему захотелось во что бы то ни стало побывать на отцовских похоронах. Но как? Прийти инкогнито и прятаться за спинами родственников?

Игорь-Сергей позвонил своему дяде и, представившись папиным давним знакомым, выяснил все о грядущих похоронах. Дядька не задавал лишних вопросов, история привычная: многие хотят попрощаться. Потому он сдал все пароли и явки, место и время сбора, даже не вникая в легенду, придуманную Игорем на ходу.

На кладбище Игорь приехал чуть раньше, чтобы занять неприметную позицию. Стройный ряд крестов и памятников, искусственные цветы… Еще издалека Игорь увидел свежую земляную насыпь и, не дожидаясь прибытия похоронной процессии, направился туда. Все было готово к погребению: голубая оградка стояла чуть поодаль, могила один на два метра с ровными, обтесанными лопатой стенками, гранитная плита с именем отца привалилась на соседнюю могилку. Рядом молча курили два помятых мужика, окутанных облаком перегара. Работники кладбища, вероятно. Их залепленные комьями земли лопаты валялись тут же, у ног.

Один из них, с подбитой, как и у Игоря, скулой и одутловатым лицом пропойцы, с любопытством посмотрел на раннего гостя.

– На похороны поди, а? – спросил он и отшвырнул окурок щелчком пальцев.

– Да, – сухо ответил Игорь, прослеживая траекторию бычка.

– Рано, ты, мужик. Нам сказали, к часу будут, не раньше, – доставая вторую сигарету, проскрежетал одутловатый. – Кого хоронят-то?

Игорь промолчал. Все внимание его было приковано к могиле, на которую упал окурок. Это была его могила. Он подошел вплотную к ровному отсыпанному землей прямоугольнику, где под слоем плодородной земли упрятано было тело Сергея, схватился пальцами за край отставленной в сторону оградки, чтобы не упасть. С черной глянцевой плиты на него смотрела его же фотография – фрагмент из большого семейного снимка. Он помнил его. Там, за вырезанным кадром, остались и мама, и папа, и Маришка. Но здесь, на этом кусочке… он один. Под фотографией лаконичное:

Сергей Алексеевич Мягков

(1973–2000)

Не в силах отойти от могилы, Игорь, перебирая руками вдоль края оградки, читал надписи на венках: от коллег, от дяди и его семьи, от друга Саши… У надгробия лежали свежесрезанные ромашки. Любимые Маришкины цветы.

Огромная злость на самого себя охватила его. Только сейчас… сейчас он полностью осознал, что натворил! Как он мог так беспечно, так безрассудно относиться к жизни? Зачем гнал в тот день с такой скоростью? Почему игнорировал знаки? И беда даже не в том, что он оказался теперь в столь нелепой ситуации, а в том, сколько боли он причинил любимым людям. Какому ужасному испытанию подверг Марину, маму… и отца. Как подвел их всех!

Увязнув в болоте собственных терзаний, Игорь не заметил, как подъехал похоронный кортеж. И лишь когда из автомобилей начали выходить друзья и родственники, он обернулся на шум людской речи. Четверо мужчин уже снимали с катафалка гроб, среди них был и Сашка.

Игорь отвернулся, опустил пониже козырек кепки, которую купил специально, и отошел вглубь кладбища, к первой попавшейся могиле, возле которой присел, поправляя венки и искусственные цветы, сам же наблюдал украдкой за шествием.

Мама. Мама шла твердой поступью, но сгорбленное тело ее кричало о душевной боли. Как же она постарела… Черное платье, черный платок, черные круги под глазами. Марина держала ее под руку. Игорь невольно подался вперед в порыве помочь им, но тут же осел назад. Рядом с ними был Саша.

Люди окружили их, закрыли от любопытных взглядов, и теперь Игорь видел лишь спины друзей и родственников. Черно-серый частокол скорбных спин. Он же за его периметром, чужой.

Не дожидаясь стенаний прощания и невыносимого с детства глухого стука падающей на крышку гроба земли, Игорь поднялся и быстро вышел с кладбища. Он решил, что вернется попрощаться, когда все уедут, пока же ушел в рощицу, что рябила поодаль уже желтевшими березками.

Нет, то был не умиротворяющий пасторальный пейзаж… скорее наоборот – удручающий сюр. В рощице и в поле за ней раскинулась самовольная свалка, образовавшаяся из кладбищенских отходов.