О'Cанчес - Пинка Удаче
Вынужденное дорожное безделье, смог, тягомотина. Там, за оградою, мелкая потеха: похожий на клоуна дворник неспешно исполняет свои дворницкие обязанности, стало быть, только и остается, что из пробки наблюдать и средний палец ему от скуки показывать. Дворник с метлой в руках — черный-пречерный негр, и это обстоятельство (а также его карикатурно-классический советско-дворницкий дресскод, включающий в себя шапку-ушанку с подвернутыми кверху, но не завязанными наушниками, короткую «слесарскую» фуфайку, тренировочные штаны с пузырями на коленях, заправленные в грубые сапоги, папиросу-беломорину во рту) немало забавляет случайных и неслучайных проезжих и прохожих. Проезжих здесь много, трасса за последние годы стала очень уж оживленной, а прохожих-то еще больше, ибо вокруг сплошные места отдыха для горожан и гостей города, обширные парки, густо напичканные множеством тупых аттракционов и малопонятных достопримечательностей. Негр дворник — курящий, но, согласно трудовому договору, очень жестко регламентирующему трудовые обязанности и — что очень важно — внешний вид дворника, включающий подробно перечисленные все виды одежды, зимнего и летнего сезона, на рабочем месте он не имеет права курить ни трубку, ни кальян, ни сигары, ни даже сигареты, с фильтром или без фильтра… Папиросы и «козьи ножки» с махоркой — не возбраняются. Но после того, как гастарбайтер Минкайлу Фульбе, гражданин республики Нигер, в просторечии Миня-дворник, не внял первому устному предупреждению в каморке участкового насчет пахучих самокруток и второй раз попал в ментовку, уже в отделение, прямо с рабочего места, да не просто так, а по нелепому подозрению в устойчивом употреблении наркотических веществ, выйдя оттуда лишь наутро (хаусмастер заступился и договорился с кем надо, слегка заплатив), весь в кровоподтеках, присмиревший, с пустыми карманами, без мобильника и денег (отняли и копеечную пластмассовую зажигалку, и едва початую коробочку с дорогущей латакией), — табачных самокруток на людях он уже больше не вертел. Поразмыслив — даже в консульство жаловаться не побежал: поднимут там досье, прочитают биографию и вполне могут поверить полицейским наветам, да еще припомнят, что он приходится дальним родственником свергнутому президенту… Куда деваться простым людям от диктатуры полицейского произвола? — пришлось привыкать к дикарскому беломору. Да хоть и к беломору, лишь бы эти русские неандертальцы и дальше платили, как сейчас платят… Один взмах метлой — один день обучения в Сорбонне. А свои толстые пальцы-сардельки можете засовывать себе в грязные белые свиные жопы. Вжик — день, вжик — еще один день… Вжик-вжик-вжик — неделя учебы!.. Одно плохо: если папиросой не затягиваться все время — она гаснет. Сейчас он в русских сапогах-кирзачах, а зимой валенки с калошами наденет. Валенки — это такие толстые и очень жесткие, словно бронированные, чулки по колено, слепленные из какой-то шерсти. Он их уже успел примерить в конце зимнего сезона, не разношенные, жестковаты на сгибах, но — сойдет, по размеру подходят.
Виталик Слон все же не выдержал и, велев притормозить за поворотом, пошел «отливать» в псевдовосточный ресторан, подстерегающий неосторожных клиентов прямо у южного входа в ЦПКиО. Толян-водила молча отказался от предложенного Игорьком жгутика табачной жёвки и закурил, а Раф, также без слов, запихнул угощение в рот.
Обоим парням было скучно и маятно париться в дорожной пробке, но они героически терпели: они ведь теперь не гопота и не бакланы, они — в семье, пусть пока и не полноправные пацаны среди остальной братвы. Через минуту Виталик Слон вернется, скажет им, что собирался сказать и поручить — и на сегодня они вольные волки, найдут себе оттяг по душе… да хотя бы и начатое с утра дело продолжат…
* * *Тот не дружил, кто друга не злословил.
Раф мысленно обложил Игорька матюгами, но вслух только сладко зевнул. И пробурчал:
— Ну, чё, Игорек? Вот она — Малая Пушкарская 26, чё нам здесь надо? — Парень сплюнул, далеко и густо, как бы в знак презрения к ничем не примечательной арке, с номером дома над нею, к тротуару и улице, где они с Игорьком стояли, и к самому промозглому утру, в которое он вынужден был бодрствовать, вместо того, чтобы вволю отсыпаться после вчерашнего полупьяного туса в «Чугунной гире». Вставать спозаранок и впрямь довольно противно, однако Раф бурчал и матерился без досады в душе: башка не болит, настроение нормальное, а Игорек проверенный кореш и по-пустому теребить не будет… Да и все равно дома спать не дадут: «почему пьянствуешь, почему работу не ищешь, вторую судимость ждешь? Почему в мечеть не ходишь, почему у тебя друзья и подруги сплошное отребье? А этот твой Игорек вообще знается со всяким жульем, он и тебя куда-нибудь втянет, он на тебя дурно влияет… вот, опять весь умывальник заплевал этой вонючей гадостью…» Родаки в больших количествах — несносный народ. А он как раз не бездельничает, он уже при делах. Игорек его потому пораньше из дому выдернул, чтобы им успеть для себя постараться, потому что днем их Виталик Слон будет ждать, с поручением, там нельзя будет ни опоздать, ни уклониться. Но до встречи далеко, а пока — поиск, поиск и поиск, денег и перспектив. Они же, типа, стажеры, на испытательном сроке, а это значит, что бабла им «за так» никто отстегивать не будет, только то, что сами надыбают… Или получат разово, как сегодня: Виталик накинет им с Игорьком какое-нибудь дельце и обязательно за него проплатит из своего кармана, типа для поддержания штанов. А потом, когда Раф с Игорьком в дела войдут и свои делянки получат, уже они будут отстегивать Виталику положенный кусок: в знак уважения и плюс на общак.
— Нам здесь надо пройти внутрь, во двор, и осмотреться. Я буду показывать и объяснять, а ты тоже секи масть, может, тоже чего увидишь.
Друзья миновали подворотню и оказались во дворе, примыкающем, на правах внутреннего, к доброму десятку домов Большой Пушкарской улицы и Малой Пушкарской улицы, образованное таким образом жилое пространство получилось слишком уж извилистым и обширным, чтобы именовать его двором-колодцем. Стены домов умеренно ветхие, привычно обшарпанные, сплошь загаженные разноцветными настенными надписями, там и сям по двору гаражи-сараи понатыканы, худосочные деревца и кустарники, обсыпанные мелкой майской зеленью, пыжатся выглядеть городскими бронхами… Асфальт битый, в устойчивых лужицах, но грязи во дворе почти нет. Широк, широк двор, солнце не ленится сюда заходить даже по зимнему времени, если, конечно, день на дворе и небо без облаков… Большой, но обычный питерский двор, с несколькими входами и выходами, пока еще не законопаченными воротами и решетками… Разве что автомобили здесь проще воровать, чем из двора-колодца, но для угонов нужен опыт, хорошая подготовка, хорошие связи. А иначе мгновенно срок обретешь, и мявкнуть не успеешь… Разбивать стекла и грабить салоны — тоже немногим прибыльнее. Это для нариков, от безвыходности…
— На тачку, что ли, нацелился? А, Игорек?
— Не-а. Думай дальше.
— Это хорошо, а то, знаешь, стремно подписываться на тупое, да еще незнакомое дело. У меня и прав-то нету. А у тебя?
— Купим, с первого же бабла, и тебе, и мне. Ну, что, придумал?
— Нет, я не врубаюсь, чё ты тут хочешь, давай объясняй, не в кавээне.
Игорек кивнул и надулся важностью: сейчас он будет излагать свою первую деловую идею, надо чтобы все прозвучало убедительно, веско и четко, чтобы Раф его на смех не поднял… Пусть только эти, с тявкающими таксами, пройдут…
— Давай, Раф, отойдем на середину двора, чтобы эха не было, и давай будем говорить тише.
Друзья подошли к пустынной по утреннему часу детской площадке, и присели на узкое декоративное бревно.
— Во, нормально теперь. Дай зажигалку. Готов слушать?
— Лепи.
— Помнишь, мы у меня дома, перед «гирей», ну, еще не вчера, а позапозавчера фильм смотрели: «Выход через сувенирную лавку»? Там про этих, про стритрайтеров, которые стены мажут всякой хренью из баллончиков? Там еще Бэнкси был? Про Лондон, про Париж, про Лос Анджелес, английский фильм?
— Ну, так, что-то такое… Средненько… И чего? Про… этого… не помню.
— А шизанутого перца в шляпе и с бакенбардами — помнишь?
— Вроде бы. Про раскрашенную слониху помню.
— Короче, надо их поставить под себя.
— Кого — их?
— Ну, этих… короче, рисовальщиков. Выследим, наедем, заставим платить. Типа, раз в месяц, или раз в две недели. Вот такой план. Как тебе?
— Да никак. Если честно, Игорек, я пока ни х-х-хрена не понял из того, что ты тут сказал.
— Объясняю подробнее. Ты когда-нибудь видел этих бомберов и стритрайтеров… ну, с поличным, когда они в процессе… ну, разрисовывают? Наклеивают?
— Не помню. Может, и видел, а скорее — что нет. Что-то такое… может, случайно, еще когда в школе учился. И что?
