Переправа (ЛП) - Кетчам Джек

Глава 11

Мы направились к широко распахнутым дверям xасиенды. Я не знал, чья это была идея, Харта или Елены, возможно, одна и та же мысль пришла им обоим в голову одновременно. Но Елена прекрасно понимала, что все, до последнего охранника, будут снаружи, чтобы наблюдать за зрелищем на вершине холма. Xасиенда будет пуста.

Мы поднялись по лестнице на крыльцо, вбежали внутрь через короткий коридор, и я едва успел разглядеть большую элегантную комнату, залитую светом свечей, когда Елена провела нас через нее, а затем указала на лестницу.

- Нам наверх.

- Почему? - спросил Харт.

- Там спальни сестер. Они заключают сделки в этой комнате. Мы узнаем, когда они начнут.

Мы поднялись по лестнице на второй этаж и прошли по длинному широкому ковровому покрытию, красному, как кровь и украшенному масляными лампами в подсвечниках, мимо двери слева от нас, а затем остановились у следующей двери справа, Елена открыла ее, и мы вошли внутрь.

Комната была такого же размера, как вся хижина Матушки. На ночном столике рядом с красивой кроватью из красного дерева с кружевным балдахином горела единственная лампа. В изголовье кровати была вырезана овца, растерзанная стаей волков. Волки украшали и перила на кровати, и зеркало на туалетном столике. Я понял, почему она выбрала именно эту комнату, а не ту, что слева от нас. Эта выходила окнами во двор. Через окна можно увидеть, что происходит внизу.

Стоит только захотеть.

- Это комната Марии, - сказала Елена.

- Я останусь у двери, - сказал Харт.

Елена придвинула ореховый стул с бархатной спинкой к окну напротив него и села, положив "Bинчестер" Харта на колени, наблюдая за происходящим.

Матушка плюхнулся на кровать. Она застонала под его весом.

Я не мог в это поверить. Я только смотрел на все это.

- Полагаю, это займет какое-то время. Я прав, мэм?

- Да, - ее голос был ровным и холодным.

- Надо отдыхать, пока есть время, Белл.

Он был прав. Я внезапно почувствовал себя измотанным, все, что мы сделали и увидели сегодня, легло на меня тяжелым грузом. Я сел в ногах кровати рядом с ним.

- Я бы убил за стакан виски, - сказал я.

- Виски в буфете, - сказала Елена. - Если ты, конечно, настолько глуп.

Я помню, что думал об этом. Действительно думал. Это было заманчиво.

Вместо этого я пододвинул стул к окну напротив нее и сел.

- А ты не боишься, что нас здесь увидят? - спросил я.

- Нас не увидят. Посмотри вниз.

Уже второй раз за вечер мне на ум пришла книга, которая меня не очень интересовала. Первой была "Преисподняя" Данте. На этот раз "Упадок и падение Римской империи" Гиббона.

Я посмотрел на оргию.

В залитой лунным светом пыли на площади повсюду совокуплялись мужчины и женщины. С женщинами, распростертыми нагишом на красной земле или стоящими на коленях, занимались анальным сексом и заставляли делать минет. В некоторых случаях и то, и другое одновременно. Женщин терзали, тыкали в них палками и били. Я видел, как охранники и три сестры проходили через все это и подпитывали свое слабоумие бутылками виски, мескаля и текилы.

Хорошо, что окно было закрыто, и мы ничего не слышали.

Я видел безрадостные, бездуховные лица. И у тех, кто брал, и у тех, кого брали.

Когда я увидел, что они делают с Селин, я отвернулся.

* * *

- Ты писатель, - сказала мне Елена накануне вечером. - Запиши это. Твои записи найдут на наших телах.

Я не хочу рассказывать об этом. Но я считаю, что должен это сделать ради всех заинтересованных лиц.

* * *

- Толстая свинья - Фредо, - сказала она. - Высокий худой - Густаво. Третьего я не знаю. Покупатель. Ты не хочешь быть свидетелем этого, писатель? Отлично, не надо.

Но она хотела, чтобы я смотрел. Я слышал это в ее голосе. Я видел это в глазах, которые наполнились слезами, но не дрожали и почти не моргали. Когда я увидел, какое горе и ярость излучают эти глаза, я снова обернулся.

Если она могла, то и я могу.

Хотя Селин находилась прямо под нами, если бы не тонкая белая кофточка, задранная почти до груди, я бы ее не узнал. Ее лицо было скрыто.

Она лежала на спине, обнаженная от кофточки до пят, а тот, кого Елена называла "Фредо", стоял на коленях на ее широко разведенных предплечьях. Он держал ее приподнятую и откинутую назад голову в руках, что, должно быть, доставляло мучительную боль ее шее, рукам и мышцам спины, когда он двигал ее вверх-вниз в такт своим обнаженным бедрам. Индиец Густаво раздвинул ее ноги, а третий мужчина - судя по длинным жидким спутанным волосам, белый, - опустился на колени сбоку.

Невозможно было узнать, была ли птица мертва или жива, когда он начал работу.

Теперь она точно была мертва.

Голова болталась на сломанной шее, гребень, сережки и клюв исчезали и появлялись вновь, когда он двигал ею внутри нее, заталкивая курицу почти до самой грудины. Он держал ее в обеих руках, а когда поднял глаза на Густаво, тот улыбался.

- Это хорошо, что она не сопротивляется - сказала Елена. - Она это переживет. Скоро, сестренка. Скоро.

Вскоре белому надоела эта игра, он встал, подошел к тому месту, где стоял на коленях Густаво, опустился перед ней на колени, расстегнул брюки и накрыл ее своим телом.

* * *

Час - очень долгий срок, когда вы напуганы и в глубине души знаете, что что-то очень плохое приближается к вам, как отдаленный стук копыт. Что-то, что, вероятно, навсегда изменит вашу жизнь, если вам вообще удастся это пережить. Распорядиться этим часом можно по-разному, в зависимости от ваших возможностей.

Взгляд Елены не отрывался от происходящего за окном, напряжение в ее теле было заметно только по побелевшим костяшкам пальцев, сжимавших "Bинчестер". Матушка молча лежал на кровати, как мертвец в гробу, сложив руки на животе и закрыв глаза. Харт стоял, прислонившись к стене за дверью, держа винтовку в одной руке, направленной в пол, и беззвучно перекатывая кости по костяшкам пальцев другой.

Я сидел лицом к окну, закрыв глаза, и пытался подавить желание выпить, пытался расслабиться, пытался думать о давно прошедших лучших днях, о театре и опере, о бейсбольных матчах и сидении в тавернах с парнями из Гарварда, о моей первой любви, Джейн Гири, которая бросила меня ради выпускника Йельского университета, черт бы его побрал, о голубом небе, о ловящем рыбу со стороны Кембриджа Чарльзе. Но мне на ум приходили образы мексиканской кампании, скрюченные изломанные тела и отрубленные конечности, мокрые и покрытые гнойниками от гангрены головы, оторванные пушечными выстрелами и валявшиеся в пяти футах от тел, которым они принадлежали, крики новых раненых и последние вздохи умирающих.

Час - это довольно долгое время для ожидания.

И прошло почти столько же времени, прежде чем я услышал, как она сказала:

- Они идут.

Матушка, конечно же, не спал. А если и спал, то покинул кровать так же быстро, как орел покидает гнездо, увидев внизу добычу. При звуке ее голоса он вскочил с кровати и встал в дверях напротив Харта, и я в очередной раз ощутил легкость и грацию этого человека, несмотря на его огромные размеры. Харт повернулся к Елене.

- Где находится задняя дверь?

- Прямо по коридору направо.

- Ты все еще видишь там свою сестру?

Она кивнула.

- Вижу их всех. Они идут вместе.

- Сколько с ней человек?

- Только двое.

- Хорошо. Когда все начнется, выйди через заднюю дверь, забери ее и подведи к лошадям. Эти парни захотят попасть внутрь. Мы дадим им повод не делать этого какое-то время. Потом мы последуем за тобой. Нам нужна твоя помощь, Белл.

- Ты уверен?

- Уверен.

- Ты когда-нибудь стрелял в человека, Белл? Сейчас ты это сделаешь. Я полагаю, что там будут в основном покупатели, и большинство из них безоружны. Не позволяй им остановить тебя, слышишь?