Гули - Эдвард Ли

Ее сердце бешено колотилось. Она чувствовала, как луна касается ее лица; казалось, она хочет скользнуть по ее груди, словно руки. Она оставила попытки отвлечься от своих мыслей - в этом не было смысла. Она испугалась, сама не зная почему.

Но потом она услышала звуки.

Это был слабый, четкий, прерывистый звук, как будто кто-то шел по лесу очень осторожно, чтобы его не услышали. Она долго лежала в темноте с открытыми глазами и прислушивалась. Чем больше она пыталась убедить себя, что это ее воображение, тем отчетливее становился звук. На заднем дворе кто-то был.

Она сделала несколько глубоких вдохов. Ее ноги коснулись пола, напряженно, неохотно; одеяло соскользнуло с ее тела, и она встала. Она стояла совершенно неподвижно у кровати, нелепо вытянув руки перед собой, словно ожидая, что темнота уведет ее прочь.

Ступая почти на цыпочках, она подошла к окну. Слабый ветерок отодвинул занавески от стены; окно было приоткрыто примерно на шесть дюймов. Она резко наклонилась, затем опустилась на колени. Ухватившись пальцами за нижнюю часть створки, она выглянула наружу.

Темнота затопила задний двор. Деревья были черными как смоль, кусты - бесформенными глыбами, а лес стоял высокой черной стеной. Ночь придала траве оттенок темного сланца. Задний двор был сплошным скопищем теней разных оттенков черного.

Звук раздался снова, но на этот раз более торопливый - неистовое сопение, доносившееся сквозь тени во дворе. Затем одна из теней шагнула вперед и посмотрела на нее.

Сердце Вики, казалось, подскочило к горлу. Ее пальцы впились в оконную раму, так что побелели кончики. Она уставилась на него.

На лужайке за домом виднелась фигура, размытое пятно, похожее на чернила, с единственной отличительной чертой - оно напоминало человека. Оно стояло неподвижно несколько секунд, очень неподвижно, затем изменило позу, отступило на шаг.

И исчезло.

ГЛАВА 6

Сначала Курт подумал, что ему снится охранная сигнализация. Вот что напомнил ему этот шум - громкий, дребезжащий звук колокола, который отдавался у него в ушах и в голове. Но потом он повернулся, приходя в сознание; веки его затрепетали, и, постепенно обретая себя, он понял, что это всего лишь телефон.

Один глаз посмотрел на часы, сосредотачиваясь, и на ум пришли неприличные фразы, когда он увидел время - 05:00 утра. Его рука потянулась и взяла трубку.

- Да?

- Курт, это я. У нас неприятности на кукурузном поле Меркеля.

Курт потер лоб, пытаясь заставить мозг работать. Потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что это - шеф Бард. Его ответ был вязким, как грязь.

- У Меркеля, да? Кто-то снова сорвал чучело, верно? Хотите, я позвоню в ФБР?

- Нет, забавный мальчик. Я хочу, чтобы ты вытащил руку из трусов, поднял задницу с кровати и встретился со мной там через пятнадцать минут, - съязвил Бард. - Я должен быть поблизости, когда приедет эвакуатор.

Курт неуверенно кивнул и сказал:

- Точно, Меркель через пятнадцать минут, - но потом подумал:

"Что? Эвакуатор?"

- Подождите минутку, шеф. Вы сказали...

- Просто заткнись и приезжай как можно скорее, - вмешался Бард. - Сейчас нет времени объяснять, Хиггинс здесь. Мне пора.

Щелчок.

Курт положил трубку на рычаг. Он сел и потряс головой, озадаченный тем, что его клонит в сон. Зачем им понадобился эвакуатор на кукурузном поле Меркеля? На какое-то мгновение он задумался, не приснился ли ему телефонный звонок от Барда.

Одеваясь, он чувствовал себя существом, поднявшимся из ямы с известью. Он, пошатываясь, побрел к "Форду", застегивая одну из старых рубашек отца, сшитых для работы в угольной промышленности. Свежий воздух привел его в чувство, и шестеренки наконец-то завертелись. Должно быть, у Меркеля произошла автомобильная авария, и Барду понадобилась его помощь, чтобы регулировать движение. Но когда он завел машину и выехал на 154-ое шоссе, любопытство полицейского угасло. В его голове пронеслась череда ярких образов, похожих на сцены из учебного фильма для водителей, только эти образы он видел наяву. Машины превратились в искореженные остовы, некоторые перевернулись, некоторые жадно горели. Лобовые стекла покрыты паутиной, они разбиты, защитные стекла разбросаны по дороге, как галит. Бескровные лица разинуты в гримасе смерти или, что еще хуже, почернели, а бесконечные лужи крови на асфальте становятся коричневыми. Курт уже видел все это раньше, и, ведя машину, он собрался с духом, зная, что, вероятно, увидит все это снова через несколько минут.

Дорога плавно, но неуклонно поворачивала в разные стороны; деревья мелькали в утренней темно-зеленой дымке. Мертвые опоссумы, которых он заметил вчера, больше не валялись на обочине. Он знал, что их будет больше - люди будут гоняться за ними и давить их в течение следующих пяти месяцев, но, по крайней мере, первая волна была ликвидирована. Хотя это было странно. Солнце только что выглянуло из-за горизонта; он никогда не думал, что команда по контролю за животными будет проезжать ночью.

Еще несколько поворотов дороги, и он увидел поле Меркеля в сером утреннем сумраке. Кукурузное поле всегда ставило их в тупик; в городе не было никого по фамилии Меркель, и никто толком не знал, кому принадлежит это поле и кто его обрабатывает. Кукуруза обильно росла все лето, а затем внезапно исчезала, как будто ее убирали за ночь, и все это без единого признака присутствия фермеров. Время от времени дети крали или расчленяли пугало, но на следующий день всегда появлялось новое.

Курт остановился на обочине сразу за дальней границей поля, где заканчивался лес и снова начинались деревья. Прямо перед ним был припаркован "Т-берд" Барда, аварийные мигалки ритмично включались и выключались. Бард и Марк Хиггинс стояли в стороне, задумчиво скрестив руки на груди, их фигуры были бледны в сером свете. Сваггерта и патрульной машины нигде не было видно, и не было никаких признаков страшной автокатастрофы, которую он предвидел ранее.

Бард поприветствовал его своим обычным необъяснимым вопросом.

- Сваггерт вчера был пьян на пересменке?

- Нет, - ответил Курт и приподнял бровь. Это был вопрос без притворства; Дуг Сваггерт был трезвенником, и все это знали. - Сваггерт не пьет и не употребляет наркотики. Это общеизвестно.

Бард посмотрел на Курта, затем на Хиггинса. Его лицо, казалось, пылало. Курт мог сказать, что он был чем-то взволнован.

Хиггинс сказал:

- Господи...

- Если он не был в стельку