Картонные стены - Елизарова Полина
В груди радостно кольнуло: «Только бы у дочки на сей раз сложилось!»
В последнее время Анька заметно смягчилась и даже стала слегка рассеянной.
Не ответь она дочери немедленно еще какой-то год назад, та бы уже оборвала телефон и недовольным голосом обрушивала бы на нее едкие горошины претензий.
Но теперь мысли Анюты были заняты налаживанием быта в их общей городской квартире и надеждой забеременеть от нового, и судя по всему, действительно надежного друга.
Смущало только, что Анькин одноклассник, с которым она случайно встретилась в прошлом июне, так и не получил высшего образования. Отслужив в армии, сменил множество занятий, а в последнее время работал в службе спасения. Но Самоварова старательно гнала от себя оценочные суждения – лишь бы дочка была счастлива.
Неожиданно вспомнилось, как они с Анькой, которой на тот момент было два года, на даче родителей ее бывшего мужа неожиданно попали в такой же жуткий, как и вчера, ураган.
Погода не предвещала дождя, и она, молоденькая и неопытная, толком не зная местности, посадила дочку в летнюю прогулочную коляску и отправилась в лес искать землянику, которая уже месяц как закончила плодоносить. Со свекром и свекровью, скупыми на проявление чувств что к ней, что к внучке, отношения не складывались. Давя в себе злость на них и на бывшего мужа, под каким-то благовидным предлогом соскочившего на выходные в город, Самоварова вышла на поляну, показавшуюся в просвете деревьев и, расположив задремавшую в коляске Анюту полубоком на солнышке, отошла от нее на несколько метров, чтобы наконец покурить. В какие-то считаные секунды небо опасно потемнело. Варвара Сергеевна запаниковала – раздраженная на мужа, она петляла по лесу и не запомнила дороги. Ей казалось, что ушли они недалеко. Самоварова ухватилась за коляску, и тут на них обрушились потоки сильнейшего, с порывистым ветром, дождя.
Кое-как сложив коляску, она крепко-накрепко прижала к груди проснувшуюся и зарыдавшую дочку, одной рукой кое-как волоча за собой коляску.
Прошла, казалось, целая страшная, мокрая и темная вечность, пока она отыскала в лесу дорогу, которая вывела их к соседней деревне.
Ненастье закончилось так же быстро, как началось.
Когда, до крайности испуганная, с опасно притихшей на груди Анькой, она добежала до ближайшего деревенского двора, дождь окончательно стих.
Какой-то пенсионер, вышедший из дома на ее крики о помощи, сердито осмотрел их, насквозь вымокших, и молча завел двигатель ветхого «Запорожца».
Когда они подъехали к дому, свекор и свекровь вдруг дали волю эмоциям. Они то кричали на Варвару Сергеевну, то, плача, бросались ее и внучку обнимать, а потом свекровь растерла обеих водкой. На следующее же утро Самоварова свалилась с тяжелой простудой. Зато дочка, к счастью, не заболела.
Не так давно почти сорокалетняя Анюта неожиданно напомнила ей про тот случай.
«Ты спасла меня, мама. Так крепко к себе прижимала, что я не продрогла. И тащила меня и коляску по лесу не один километр, с твоей-то послеродовой грыжей!».
«Аня, ты не можешь это помнить!»
«Могу… Ты была в белой, в красную полоску рубашке».
Самоварова снова зашла в чат с дочерью и увеличила ее фото.
Наладив личную жизнь, Анька перестала постоянно менять в профиле ватсапа фотографии, на которых совсем не была похожа на себя настоящую. Яркую помаду, зазывный прищур и декольте дочь сменила на милый снимок, на котором почти без макияжа, в простой белой футболке счастливо улыбалась в камеру.
Не сдержавшись, Самоварова прильнула губами к телефону.
Наконец появилась Жанка.
Лицо ее было припухшим и выражало недовольство.
– Утро доброе, – дежурно улыбнулась Самоварова – и тут же об этом пожалела. Жанка передернула плечами:
– Ну, если оно доброе…
Прежде, чем усесться на лавку, распоряжайка придирчиво ее осмотрела и протерла тыльной стороной ладони.
– Как же достал этот срач! У меня не сто рук, чтобы за всем здесь следить!
– Что-то не так? – осторожно поинтересовалась Варвара Сергеевна, пытаясь сохранить на лице приветливую улыбку.
– Варвара Сергеевна, и вы туда же! – зло выпалила Жанка в ответ.
– О чем ты?
– Здесь выть хочется, а вы улыбаетесь! Вас, что ли, тоже цепанула концепция «гуд лайв»?
– Я тебя не понимаю, – ответила Самоварова, хотя прекрасно поняла, что имела в виду распоряжайка.
– А че тут понимать? Улыбка должна быть искренней. А вы себя сейчас ведете, как коучер в белой блузке, прилетевший в офис спасать ситуацию.
– Но я действительно рада тебя видеть, – обиделась Варвара Сергеевна.
– Ну так бы и сказали. Зачем улыбаться через силу?
Распоряжайка бросила взгляд на экран мобильного и уже знакомым Самоваровой раздраженным жестом запихнула его в карман своего бессменного черного худи.
– А вы не замечали, что у Ливреева приплюснутая форма черепа? – огорошила она Самоварову.
– Возможно. Я пока не обратила на это внимания, – растерялась Варвара Сергеевна.
– А вы обратите, вы же следователь. Уверена, он получил родовую травму. Небось тащили щипцами, вот у него и остались вместо чувств одни инстинкты.
– У вас что-то произошло? Вчера? – догадалась Варвара Сергеевна. – Со мной ты можешь быть откровенна. – Она внимательно посмотрела на Жанку. – У меня многолетний опыт общения с женатым мужчиной, так что, если поделишься, возможно, смогу дать хороший совет.
– Так вы своего Валерия Павловича из семьи увели? – Из Жанки тут же полезло любопытство.
– Нет. Это предыдущий опыт.
– А доктор?
– С доктором мы вместе год. На момент нашей встречи мы оба были свободны.
– Ну тогда вам крупно повезло! – хмыкнула Жанка. – Не страшный, свободный и не бухает часто. Еще и доктор. Доктор – это вообще сексуально.
Над последней фразой Варвара Сергеевна, не сдержавшись, от души рассмеялась. Да уж, эта девушка имела способность непосредственностью своих даже негативных эмоций мигом сгладить обстановку.
Самоварова прекрасно понимала, что именно привлекало в Жанке Алину, рефлексирующую и живущую в постоянном страхе раскрыться и выдать себя.
«Виски и шампанское. Вдох и выдох».
– Жанна, это не вопрос везения, это вопрос того, какой мужчина тебе на самом деле нужен и для чего, – твердо сказала Самоварова.
– Господи, все элементарно! Какой мужчина может быть нужен женщине? Хороший и любящий.
– Дорогая моя, эта фраза ни о чем. Безвольный алкоголик, представь себе, тоже может быть хорошим и любящим.
Варвара Сергеевна подумала про Алининого отца. После вчерашнего вечера все отсутствующие здесь персонажи, как живые, так и мертвые, поселившись в ее голове, словно сумели материализоваться. Она уже четко видела перед собой Алину с ее страхом и тревогой, с трудом запрятанными ею в хрупкую, из тончайшего стекла, колбу, видела ее отца, с собачьей грустью в умных испитых глазах, слышала голос его жены Татьяны Андреевны, чуть хрипловатый, наполненный страстью, которая при ином раскладе могла бы вылиться, например, в религиозный фанатизм, а то и в поражающее сердца людей творчество, но, исказившись под гнетом выделенной ей судьбы, лишь разрушала все вокруг.
В Жанкином кармане завибрировал телефон.
Самоварова поняла, что звонил Ливреев, потому что глаза Жанны загорелись хищным светом.
– Ну и зачем ты мне звонишь?! – уже не стесняясь общества Самоваровой напала она. – Я все понимаю – семья превыше всего! Тебя там что, как придешь, связывают по рукам и ногам? Ты вчера не нашел минуты, чтобы ответить на мое сообщение. Ах, было поздно? Сам говорил, что раньше часа не ложишься. Не надо мне твоего «извини»! Не за что как будто извиняться… Мы люди взрослые. Я уже поняла, что вчерашнее для тебя было так, малозначительным эпизодиком. Но существуют же элементарные приличия… Ах, ты писать не любишь?! А я не люблю, когда мне не отвечают! – Жанка оторвала мобильный от уха. – Алло! Вот чертова связь!





