Страшные истории для бессонной ночи - Лилия Белая
Но что будет тогда — Петруха все еще слабо себе представлял. Как он станет дарить ей цветок? Не сробеет ли? И тут же его словно бичом стегнули — встрепенулся весь, рукавицей по снегу ударил, зубами скрипнул. Ну уж нет, шалишь! Зря он, что ли, сопли тут морозит столько времени? Непременно вручит подарок, непременно! И сомневаться нечего!
И внезапно предстоящее испытание показалось ему вовсе не таким уж трудным, так что он подивился: и чего, спрашивается, кота за хвост тянул столько времени? Рассмеялся даже сам над собою. На душе сразу стало легко и спокойно. Ну спасибо тебе, седая стужа, что грызешь — не отпускаешь, до самых кишок пробираешь! Кабы не ты, долго еще мялся бы да жался добрый молодец Петруха, счастье свое упуская. Но уж теперь нипочем не упустит!
И кажется Петрухе, что крепнущий ветер словно бы и не враждебен ему больше — напротив, чудится теперь в его завываниях некая доброжелательность и поддержка, будто высвистывает вьюга в ответ на его мысли нечто утвердительное: «Угу-у-у! Угу-у-у-у!»
Паренек отнял лицо от рукавиц. По улице плясала снежная круговерть: серебристая пыль закручивалась столбом, искрилась в голубом лунном свете, разбрасываясь по сторонам призрачным сеевом.
«Сеем, сеем, посеваем…» — пропело в голове тонким голоском эхо утренних ребячьих колядок.
Вихрь приближался, и Петруха глядел на него, словно завороженный. Вот уже мерцающая снежная пересыпь кружится в пяти шагах, вот придвигается еще ближе, вот…
И вдруг ворох крошечных льдинок обсыпал его с ног до головы… Петруха разлепил запорошенные глаза и не поверил тому, что увидел.
Прямо перед ним на снегу стояла девушка.
Была она маленькая, точно куколка, но стройная и до того пригожая, что Петруха невольно залюбовался ею, не в силах отвести взора. Глаза — черные, блестящие и глубокие-глубокие, с густыми, точно еловые хвоинки, ресницами, брови — как разметнувшиеся крылья. Волосы темные, мерцающие, падают подрагивающими волнами на оголенные плечи… Это и казалось всего поразительнее: несмотря на стужу, девушка была едва ли не обнажена. Только и одежды, что серебристая полупрозрачная ткань, сквозь которую свободно угадывались все самые потаенные уголки ее точеного тела. А вся кожа так и светится… У Петрухи даже голова закружилась, а по ногам пробежал озноб.
— Да ты замерз совсем, — проговорила девушка. Голос серебристый, певучий, такой странно знакомый… — Этак твоя зазнобушка и подарка от тебя не получит. — Она качнула головой, по личику скользнула едва заметная лукавая усмешка. — Так и быть, помогу тебе.
И склонилась над ним.
Петруха ощутил на заиндевелых губах ее легкое дыхание, а в следующий миг его пронзило сладкой дрожью. Он словно воспарил куда-то, кружась, точно перышко, подхваченное нежным ветерком. Стало так хорошо, так покойно — он почувствовал, что погружается куда-то в мягкую, дремотную истому…
И тут сквозь сладостную пелену, окутывавшую его толстым покровом, прорвался чей-то посторонний голос. Да не один… Петруха встрепенулся и ошалело уставился перед собой на темные ворота громовского подворья, которые словно бы выплыли неведомо откуда, разгоняя снежно-серую мглу.
«Проснулся я, что ли?» — шелестнула в голове мысль.
И тут же понял, что его разбудило: неподалеку от ворот сгрудились двумя кучками нелепые фигуры — все как одна в громоздких, несуразных одеждах. Задорно о чем-то спорят друг с другом, шутками да прибаутками перебрасываются…
«Ряженые, — подоспела к Петрухе догадка. — Две ватаги сошлись, теперь будут друг с дружкой рядиться-торговаться. Как бы не заметили… И чего им по домам не сидится! Хотя… кабы не они, заснул бы я тут, чего доброго, крепко-накрепко — а ведь так и пропасть недолго! Ишь, стужа-то…»
Впрочем, до Петрухи сейчас же дошло, что стужа как-то не особо и ощущается. То ли потеплело, то ли… Он поспешно скинул рукавицу, ощупал себе нос, щеки. Да нет, вроде бы ничего не отморозил… Стало быть, и впрямь мороз отступил… Да и ветер, похоже, улегся совсем — вьюги как не бывало…
В голове тут же вспыхнуло: а как же девушка!.. Неужто пригрезилась? Петруха чуть ли не простонал от огорчения. Эх, до чего жаль… Так бы и заснул снова, лишь бы увидеть еще разок дивные черты, точеные плечи, ощутить на губах сладкий поцелуй…
Петруха потряс головой. Нет, нельзя спать, никак нельзя. Один разок пронесло — во второй так уже не посчастливится…
Внезапно он обмер: сквозь пелену мыслей до разума долетели обрывки разговора ряженых. Взгляд выхватил из толпы слева какого-то молодчика с длиннющими рогами на голове.
— А что в залог поставите? — выкрикнули из противоположной ватаги.
— А того, кто в сугробе лежит, — проблеял насмешливо рогатый.
— По рукам!
Петруха ушам своим не поверил. Уж не о нем ли говорят? Так и вжался весь в снег, впился глазами в ряженых. Но те сыпанули дружным хохотом, зашлись в дурашливом плясе и стали расходиться: одни — направо, другие — налево.
А Петруха в недоумении глазел вслед то тем, то другим. Горло сжалось, кое-как протолкнув вниз застоявшийся ком. Он перевел дух.
А может, послышалось? Да и мало ли что ряженые брякнуть могут наобум! Не стоит голову забивать всякой чепухой — на то другие думы имеются…
Он сразу приободрился. В самом деле, за всеми этими переживаниями он как-то даже и о Светлане забыл. А что, если она уже выходила, пока он тут млел в сладкой дреме? Вот и гадай теперь: ждать или нет? Хорошо хоть стужа схлынула…
Очень скоро Петруха заметил, что, как ни старается он думать о Светлане, мысли так и норовят улизнуть в сторону — туда, где предстала перед ним на снегу точеная серебристая фигурка…
«Да ведь это ж сон, дубина еловая, — обругал он себя. — А Светлана — она ведь во сто раз краше будет, ежели ее в такой же прозрачный наряд облачить…»
Мысль показалась до безумия притягательной — он сейчас же попробовал представить Светлану в легком серебристом одеянии… Ох ты, ажно дух захватило!
Но что это?.. Никак, голоса? Ну так и есть: девичий смех со двора! Светлана с сестрицами, не иначе! Рука выскользнула из рукавицы, пальцы быстро расстегнули ворот тулупа, коснулись заветного подарка.
А голоса все ближе к воротам… Да, да, вот и колокольчик серебристый поет-заливается —
