Страшные истории для бессонной ночи - Лилия Белая
— Верно, — кивнул дед. — А отец твой?
— Иван Кириллович…
— Вот то-то и оно.
Петруха недоуменно уставился на деда.
— В каком это смысле?
Старик вздохнул.
— Верно Ефимка сказал: туголобый ты, однако…
— Какой еще Ефимка? — Петруху начинало понемногу коробить. — Этот, что ли, который сетью себя опутал, точно сом взбесившийся?
Дед не ответил.
Петруха насупился: ему вдруг стало казаться, что его тут держат за дурака. Он молча развернулся и хотел было уйти, но тут взгляд его замер, а душу объял радостный трепет.
Толпа перед ним расступилась, и по образовавшемуся проходу легкой плывущей походкой шагала ему навстречу стройная, облаченная в изящную меховую шубку девушка. Маленькая, едва ему по плечо. Волосы упрятаны под белоснежную шапочку, но черные глаза, ресницы-хвоинки, брови-крылья не могли принадлежать никакой другой…
— Она! — с благоговением выдохнул Петруха и хотел было уже шагнуть девушке навстречу…
— Посторонись, паря, дай ей дорогу. — Кто-то схватил его за рукав и оттащил в сторону.
А девушка проплыла мимо, лишь мельком взглянув на Петруху, и встала в середине круга. Окружающие в почтении сомкнулись.
— Кто она? — хрипло выдавил Петруха.
— Она-то? — переспросил старик в шлеме. — Самая старшая из всех нас.
— То есть как самая старшая? — Петруха округлил глаза. — Она ведь совсем девушка еще…
— Эге, паря! Коли она тебе девкой молоденькой кажется — стало быть, шибко уж приглянулся ты ей. Радуйся: она ведь много на что способна, глядишь — милостью какой одарит. А вот мне она только старухой седой и видится. Да она такая и есть — Старуха-Вьюга, древняя, как сама земля…
Петруху словно в прорубь с головой окунули. Стоял и таращился то на девушку, то на ряженых, то на старика. Наконец, сглотнув, жалобно всхлипнул:
— Где я, а?
Дед почему-то нахмурился, сверкнул из-под бровей глазами.
— Где-где! — буркнул он. — Там же, где и все мы! — Но, окинув взглядом оторопелого Петруху, смягчился, добавил уже теплее: — Не горюй, внучок! Старый год только-только на покой отправился. Нам с тобой еще добрых шесть деньков на воле гулять, аж до самого Крещения! Но уж потом погонят люди нас прочь помелом поганым — знай держись! Да только ведь это не навсегда. Год переждем — и опять загуляем!
И тут только Петруха понял…
Утром в доме Громовых стоял переполох: Нюська прибежала со двора и поставила всех на уши.
Сам Архип Громов и все домашние, наскоро набросив какую-никакую зимнюю одежу, высыпали на улицу. За воротами уже собралась порядочная толпа.
Двое мужиков хмуро укладывали на телегу закоченевший, скрюченный труп молодого паренька, седого от налипшего снега.
— Кто же это? — ахнула Дашка, прижавшись к отцу.
— Петька это, Григорьев, — прошипела, протискиваясь к ним, Нюська: она уже успела побывать у телеги.
— Сын Ивана-столяра? — Архип Громов повел бровями. — Как же это его угораздило, беднягу?
— Ох, горюшко… — прикрыла рукой рот Таисья Громова.
Светлана стояла молча, лишь теребила край платка. Ее одолевали нехорошие и пугающие мысли, которые она тщетно пыталась отогнать прочь…
— Погоди-ка, — послышался голос одного из мужиков возле телеги. — Что это тут у него?
В следующий миг толпа ахнула: из-под тулупа замерзшего парнишки было извлечено настоящее чудо — цветок, искусно вырезанный из дерева и раскрашенный наподобие алой розы.
Светлана пошатнулась, перед глазами поплыл влажный туман.
— Светлан! — теребила ее за рукав Нюська. — Цветок, Светлан! Смотри!
Но старшая сестра уже не слышала младшую: в глазах потемнело, ноги подкосились.
— Держите ее! — только и успела пискнуть Нюська.
Архип Громов в самый последний миг подхватил дочь. Вокруг тревожно зашептались.
— Петенька-а-а! — донеслось вдруг до людей.
Все повернули головы. По улице, распахнутая, простоволосая, бежала, голося и спотыкаясь, мать Петрухи. За ней, прихрамывая на больную ногу, ковылял столяр Иван Григорьев…
Светлану отнесли в дом, уложили на постель.
Она тяжело простонала — и открыла глаза, испуганно уставилась на мать с отцом, на сестер.
— Нюрка… — хрипло выговорила она. — Дарья… неужели это… он?
Нюська закусила губу, а Дашка уткнулась Светлане в руку, и плечи ее часто-часто затряслись…
Светлана повернула голову. Взгляд упал на комод перед окном.
Там в стеклянном стакане стояла роза.
Светлана беззвучно ахнула, и горячая слеза скатилась по щеке на подушку.
Вчера, когда цветок принесли с улицы, он был темно-красным, лишь прихваченные морозом края лепестков подернуло мертвенной лиловостью.
Сейчас же роза была совсем черной, а лепестки сморщились и засохли…
Лилия Белая. Каменный ангел
Ваши белые могилки рядом,
Ту же песнь поют колокола
Двум сердцам, которых жизнь была
В зимний день светло расцветшим садом.
Марина Цветаева
Говорят, история эта произошла около двухсот лет назад, во время правления благословенного Александра Первого. Случилось все в Серпуховском уезде Московской губернии. На берегу живописной реки Оки на самом пригорке стоял барский дом. Вокруг него выросло село, а подле леса к югу расположилось небольшое кладбище с едва приметной деревянной церквушкой. Доставшимися по наследству землями владел отставной майор Димитрий Невский. Овдовевший помещик находил утешение в молитве да в двух дочерях — Анне и Александре. Младшенькая его, Александра, миловидная, златокудрая девушка, была, однако, нраву спесивого и капризного. Старшая, напротив, походила на покойную мать, женщину смиренную и добрую, но не блиставшую красотой. Анна получила домашнее воспитание, прекрасно музицировала и владела несколькими языками; Сашеньку же по протекции тетушки устроили в пансион благородных девиц в Петербурге. Возвратившись по окончании обучения в отчий дом, Александра вскоре возненавидела поселение и все рвалась в столицу, где ждали ее кавалеры, балы и театры, а не только речка, куры с овцами да пьяные мужики.
Когда по случаю в их глушь забрел молодой поручик из Серпухова — Николя Чернышев, то терять времени он не стал. Выискал предлог остаться погостить, поближе познакомился с дочерями ветерана и соблазнил ту, что легка была и наивна. После нескольких рандеву с поездками в город прошли месяцы, и Сашеньке сделалось дурно. Плохое состояние барышни замечали девки: кто-то просил позвать лекаря, кто-то сам пытался разобраться, а кто-то сразу повел к бабке Маланье, известной ведьме, знавшей сотни способов исцелить травами и погубить заговорами. Дом ее, черный и полусгнивший, стоял неподалеку от кладбища и, если приглядеться из-за каменных крестов, напоминал затаившегося голодного паука.
— Да не больна барышня, не больна! — трясла головой старуха, порицая сенных девок, когда те привели к ней на осмотр испуганную Сашеньку. — Али не видите вы, курицы слепые, что госпожа под сердцем ребеночка носит? — Она костлявыми пальцами
