Возлюбленная распутника - Виктория Анатольевна Воронина

— Кррр! Кррр! Кррр! — уже нетерпеливо и возмущенно проговорила седая птица, и, не дожидаясь ответа девушки, сердито взмыла в небо.

Мейбелл опечалилась. Что ей ждать от соседей, если даже ворон ей не поверил? Ладно, с лордом Лаудом она помирится — насыплет этому пернатому блюстителю нравственности и его сородичам целый мешочек отборного зерна, соседям тоже придумает, что сказать, а Джорджу ей срочно нужно уделить внимание, как и подобает гостеприимной хозяйке дома.

Мейбелл поспешно спустилась в столовую, но оказалось, что Джордж уже позавтракал и теперь он поспешно собирался в дорогу.

— Дорогая, мне нужно в Дарлингтоне сделать кое-какие покупки, и думаю, что завтра, или, в крайнем случае, послезавтра я вернусь, — быстро сказал Джордж, надевая дорожные перчатки.

— Хорошо, Джордж, только не задерживайся, я буду без тебя скучать, — мило улыбнулась ему Мейбелл.

— Постараюсь, — с готовностью отозвался молодой человек, и пропал на целых три дня. В провинциальном городке не оказалось всего того, что он запланировал купить для Мейбелл, кроме того, он нанял для нее кучера и второго сторожа взамен тех, кто покинул службу, и заплатил им за полгода вперед. Сторож посоветовал ему вдобавок купить парочку свирепых мастиффов для охраны поместья Уинтвортов, и Джордж выбрал трех псов у разных продавцов, приобретя с ними также твердую уверенность в том, что злоумышленникам, вздумавших посягнуть на покой Мейбелл несдобровать.

После этого он мог полностью посвятить себя своей любимой леди Уинтворт, утешая ее и даря надежды на скорое возвращение к ней Альфреда. И девушка охотно слушала такие разговоры, начисто игнорируя косые взгляды арендаторов, которые находили предосудительной такую близость молодого офицера к незамужней леди. Он завоевал такое доверие Мейбелл, что она просто диву давалась как она могла раньше без него обходиться. Ни у одной женщины не было более заботливого, обходительного и внимательного спутника, каким оказался Джордж Флетчер для Мейбелл.

Через неделю он покинул ее — у его жены Эмилии приближался срок родов, и Джордж хотел присутствовать при появлении на свет своего первенца и заодно поддержать свою жену. Мейбелл с немалым чувством сожаления отпустила его; она теряла своего близкого друга и оставалась совсем одна. Но девушка понимала, что Джордж не может до бесконечности нянчиться с нею, и ему нужно возвращаться в свою семью. На прощание он протянул ей мешочек с деньгами на расходы. Мейбелл засмущалась и поначалу не хотела его брать. Теперь, когда она обеднела и не могла гарантировать возврат долга, ей показалось неловким занимать у Джорджа деньги. Но молодой человек со смехом протянул ей мешочек обратно.

— Прошу тебя, Мейбелл, возьми, мы же с тобой друзья, не так ведь? — улыбаясь, сказал он. — Кроме того, эта сумма для меня такой пустяк, о котором даже говорить не стоит.

Джордж выглядел очень веселым; предвкушение желанного прибавления в семействе делало его счастливым и щедрым не только по отношению к любимой, но и к слугам. Каждый из них получил от него на чай, и все искренне желали его жене легкого разрешения от бремени.

После его отъезда в доме стало уныло. Раньше Джордж заряжал своей кипучей энергией окружающих, его шутки и приподнятое настроение вселяли надежду в лучшее будущее. Теперь беззащитным обитателям поместья пришлось справляться со своими проблемами без всякой помощи со стороны, и Мейбелл все больше начала изнывать от тоски в своем одиночестве. Она ждала приезда Альфреда, но он не подавал о себе никаких вестей. Девушка начала писать ему письма, которые остались без ответа, и она все больше сомневалась в том, что ей удастся его вернуть. Вспоминая, как Фред скрыл свое лицо под маской, не желая, чтобы она знала, кому обязана своим избавлением от тюремного заточения, Мейбелл убеждалась в том, что он уже тогда был твердо настроен на разрыв с нею. Но надежда умирает последней, и влюбленная девушка продолжала писать долгими вечерами своему непреклонному избраннику письма, которые неизменно оставались без ответа. В них она, не скрываясь, изливала все свои чувства, описывала свою повседневную жизнь, делилась планами и надеждами. Особенно она ждала приезда Арабеллы и своей няни Дженни, и в начале мая, когда в саду зацвели нарциссы, ее девочка в сопровождении верной старушки и горничной Летти наконец-то переступила порог ее родного дома.

Об их возвращении сначала оповестил шум колес двух дорожных карет, остановившихся возле парадного входа, и звонкий голосок Арабеллы, звонко крикнувшей: «Мама!».

Мейбелл выскочила на крыльцо и, подхватив ее на руки, принялась целовать. Право, она никогда не испытывала такого всепоглощающего счастья, когда эта крошка, похожая на маленького эльфа с золотисто-рыжими кудрями, тесно прильнула к ее груди, показывая, что она ждала встречи со своей мамой не меньше ее. Также радостно Мейбелл встретила старую Дженни и Летти, — она обеих их любила и тосковала по ним в разлуке. Теперь, когда эта удивительная троица — дряхлая старушка, симпатичная девушка и трогательная крошка вернулись к ней, она почувствовала, словно снова обрела свою семью. В какой-то мере это ощущение соответствовало истине, — кроме Арабеллы, Дженни и Летти у Мейбелл больше не было близких людей, согласных жить под ее кровом. Они приехали в сопровождении слуг графа Кэррингтона, охранявших их в пути, и девушка робко оглядела мужчин, тайно надеясь, что сам Альфред возымел желание в целости и невредимости доставить к ней их общую дочь.

Но слуг возглавлял доверенный человек лорда Эшби — Том Макр. Он с поклоном подошел к ней, намереваясь доложить о подробностях путешествия, но Мейбелл первым делом спросила его:

— Томас, вы привезли мне письмо от своего хозяина⁈

В ее тоне и выражении лица была такая мольба об утвердительном ответе, что старший слуга графа Кэррингтона почувствовал замешательство, поскольку ему предстояло признаться, что никакого письма у него с собою нет. Молодая леди Уинтворт в эту минуту напомнила ему графиню Сару — жена графа точно также умоляюще смотрела на него, отчаянно надеясь на знак внимания со стороны мужа.

— Увы, миледи, сейчас лорду Альфреду недосуг писать письма, — с сожалением сказал он и поспешно прибавил, желая подсластить горькую пилюлю для своей очаровательной собеседницы: — Он очень занят.

— Вот как! — с облегчением произнесла Мейбелл, охотно хватаясь за эту жалкую соломинку, дающую ей надежду на свидание с Альфредом в будущем. Но она все же