Анчутка - Алексей Малых
Вот другой вошёл в палатку — уже тенью робкой постоял возле входа. Побродил туда-сюда. Над Олегом склонился, дыхание выслушивая. Дыхание ровное, хоть и тугое. Возле турабарки повозился — палатку светом озарило — разгорелся огонь в светильной плошке, до этого увядающий, а теперь, сдобренный елеем, воспылал, даря окрас всему вокруг, осветив и своего кормильца, Мирослава.
И хотя глаза его были преисполненны грусти, но изломы сжатых губ были смягчены лёгкой улыбкой, когда получше разглядел Сороку, калачиком свернувшуюся возле ложа — она так потешно закопалась ногами под шкуры. Подхватываемая с земли, озябшая девица поёжилась в руках Мирослава — сквозь сон она узнала его объятия — прильнула к нему, отдавшись полностью в его владение, доверившись ему без остатка. А тот ступал неспешно, продливая сие действие, наслаждаясь и запечатлевая все их мгновения проведённые вместе — скоро их расставание грядёт — ей жить дальше вольной птицей, ему здесь безвременно сгинуть.
Положив на походное ложе в своей пустующей палатке хрупкую девицу, Мирослав ещё лишь один миг хотел побыть с ней рядом, чтоб, до конца утишив свои треволнения в сени их любви, утвердиться в своём решении сорвать с Военега его коварную личину, в одиночку воспротивиться тому.
— Не спишь? — еле слышно спросил, когда прилёг рядом с ней, устремившись в глаза светло-голубые, совсем не примечательные, впрочем как и у всех северских, но такие родные.
Любовались друг другом в глухой тиши, сокрытые от всех в нише под пологом. Было слышно биение их сердец, торжествующих в своём единении.
— Я тебя не держу боле — уходи, — скованным голосом прошептал, перебирая своими натруженными её тонкие пальцы.
— Как я могу оставить тебя одного сейчас?
— А я не один, со мной Извор, — вымученной улыбкой попытался успокоить её да и себя тоже.
"Почему гонишь меня сейчас, когда я хочу остаться?" — вопрошала его лишь своим взором.
— Я сейчас не смогу защитить тебя. Не спорь, — не дал ей высказать своих желаний быть с ним вместе и в печали тоже. — Мой отец теперь в княжеской немилости. Нет в городе теперь тех, кто встанет на мою сторону.
"Я и сам могу погибнуть, а ты должна жить,"- мысленно ей говорит.
— Не уйду.
— Ты должна. Если до рассвета уйдёшь, никто и не заметит, а вдвоём труднее это сделать, за мной следят десятки глаз. Мне же одному легче будет со всем здесь справиться, — утёр широкой ладонью сбежавшую из её озера слезу.
— Тогда обещай, что ты найдёшь меня, — понудилась прильнуть к груди Мирослава.
— А ты, что вернёшься… — притянул всхлипывающую девицу к себе, желая унять её печаль.
А когда та утишилась, не имея сил разорвать объятий, прикрыл свои глаза и Мирослав, лишь на мгновение, но этого было достаточно, чтоб и самому забыться. И верно им снился один сон на двоих…
Тревожные звуки рожков разорвали собой ночную тишину. Выбежав из тёплого укрытия и тут же окунувшись в густую морось, Мирослав остановил первого попавшегося дружинника, стремглав куда-то несущегося.
— Что случилось? — вопрошал того, пытаясь понять, что происходит — вместе с людьми по становищу носились и верховые, было в пору подумать, что нападение.
— Наместника убили, — выпалил дружиник и только потом разглядел кому ответил.
Сердце полянина бухнуло в груди и замерло, не спеша занялось снова. Мирослав без лишних слов снялся с места. Казалась, что ноги совсем не идут или расстояние вдруг стало неимоверно долгим. Взглядом он уже был там— вокруг убитой охраны столпились те немногие, которые не носились по становищу. Уже на подступах замедлил шаг. Федька тоже был здесь — грудь рассечена надвое.
— …он успел сказать, — докладывал кметь набольшому охраны, указуя на мёртвого конюшего, — " не успел".
— Эта гнида верно была с ним заодно…
От увиденного в палатке наместника, ноги Мирослава подкосились. Обвалился, не имея сил устоять, возле бездыханного тела. Он растерянно замычал, не веря, что на шкурах, напитавшихся кровью лежал прободённый мечём его отец. Его остекленелые глаза были широко открыты и смотрели куда-то вдаль, в сторону входа, а лицо изломанно мучительной гримасой. Одной рукой он удерживал клинок, что ладонь надрезало кромкой до костей, а другая опавшая также была направлена в сторону взгляда. Скорее всего он противился, не давая мечу вонзиться глубоко, но тот выйдя с другой стороны пригвоздил наместника к земле.
Мирослав натужно загудел. Его лихорадочно сотрясало от переполнявших его чувств: гнева, ужаса, непринятия случившегося, боли от потери, и, достигнув невозможности пересиливания этих внутренних отзвуков, дал им волю. Сдерживаемые слёзы вместе с криком скорби и душевных терзаний вырвались наружу. Но нет времени оплакивать отца, необходимо найти убийцу.
— Как? — лихорадочной рукой прикрывая глаза своего родителя, еле слышно продрожал голосом. — Как это могло случиться?!
— Сторожа были убиты, — отчитывался десятский, набольший охраны.
— Кем? Кто это?.. Известно кто это?
— Это… — замялся десятский.
— Ну! — Мирослав закипал, сменяя свою потерянность на злобу.
— Он там! — послышалось снаружи и звон кольчуг, собираясь в единую кучу, потянулся в одном направлении.
— Кто это?! — Мирослав уже не сдерживался.
— Храбр. Он скрывается где-то на становище.
— Найти мне его! И взять живым! Я прикончу его лично! — заорал Мирослав брызгая яростью вперемешку с тяжучей слюной гнева. — Я насажу его на этот же клинок, которым он посмел убить моего отца, — одним рывком выдернул меч из убитого.
Мирослав ни о чём не думал. Его переполняла жажда мести, холодная, неутолимая, бессознательная. Лишь вид издыхающего Храбра, которого он назвал своим братом, с которым делил тяготы походной жизни, кого впустил в свой мир, мог его унять.
— Может он ушёл? — гомонили воины.
— Нигде нет… И не удивительно. Этот степняк, что хорь, в любую дырку пролезет.
— Он сильно ранен. Ему вспороли бочину, — переговаривались воины. — Говорят, что Извор.
— Быть не может…
— Если бы он попался ему, живым бы не ушёл…
Костры запалили маслом, чтоб не стухли, подкинули дров, дабы осветить всю поляну.
— Нужно псов на него спустить. Они его быстро возьмут, — дядька Мирославу подсказывает.
— Эгей, устроим облаву на степняка! — вопят дружины.
— Псов спускать? — ловчие уже готовы, осталось только тех с поводов пустить.
— Кое-где мы ещё не досмотрели, — намекнул Гостомысл Военегу, неоднозначно косясь в сторону Мирослава, который развернулся на месте