Возлюбленная распутника - Виктория Анатольевна Воронина
— Эд, Луи, я, конечно, могу забрать вас домой в уютную постельку хоть сию минуту, поскольку ни в чем не могу отказать вашей мачехе, — в некоторой задумчивости произнес он. — Но, подумайте сами, послужит ли такое решение вашему благу? Мир греха и порока, в котором мы живем, это очень жестокий мир, дети мои. Чтобы выжить в нем и тем более победить, нужно пройти закалку не только тела, но и духа! Здесь, в Итоне, вы постигаете не только азы наук, а также азы жизненной правды. Нужно учиться бороться с противниками, нападающими на вас, со своими собственными слабостями, с лживыми доброжелателями. И тогда вы вырастите настоящими мужчинами, способными в ответ на один удар нанести своим обидчикам десять ударов, и таких мощных, что навсегда отобьете охоту у них связываться с вами снова. Если вы выдержите Итон, то вы выдержите в своей жизни все!!! Так каков будет ваш выбор?
— Я остаюсь в Итоне! — быстро ответил хрупкий Луи, увлеченно смотревший на отца во время всей его речи своими черными глазами, унаследованными от матери-француженки. Он обожал своего великолепного родителя и мечтал быть похожим на него. — А когда мистер Рождерс снова начнет меня бить по пальцам тростью, я скажу ему спасибо за эту науку.
— А ты, Эд? — повернулся граф Кэррингтон к своему старшему сыну.
— Если Луи решил остаться, то я остаюсь вместе с ним, — чуть поколебавшись, нехотя ответил Эд. Он был очень привязан к сводному брату, в чем была немалая заслуга графини Сары, принявшей внебрачного сына мужа от другой женщины как родного.
— Мальчики, пишите почаще письма, — расплакалась жалостливая Мейбелл, которую расстроило решение детей остаться в этом ужасном месте, которое называется Итоном. — Если понадобится помощь, я непременно приеду к вам!
— Дорогая, не печалься, — нежно сказал ей муж. — В конце концов, от учебы в Итоне еще никто не умер. Я, как видишь, жив, здоров, и даже благодарен Итонской школе за то, что она сделала из меня человека сильного и не боящегося трудностей. Эд, Луи, надеюсь, вы покажете своей сестре хорошие манеры во время обеденной трапезы, на которую нас любезно пригласил господин Крэдок.
Но малышка Арабелла, утомленная долгой дорогой и шумными непонятными разбирательствами взрослых, уснула на кушетке. Родители оставили ее на попечение слуг ректора, а сами отправились в старинную темную столовую 15 века, где ректор и преподаватели обедали вместе со своими учениками.
Мейбелл чувствовала себя несколько неловко, оказавшись в центре всеобщего внимания. В Итоне царили нравы не менее строгие, чем в аскетическом католическом монастыре с особо строгим уставом, и появление новой женщины, тем более красивой, служило целым событием, воспоминание о котором оставалось живо в течение многих месяцев. Так получилось, что она оказалась единственной особой женского пола на обеде в мужском учебном заведении, и глаза мужчин всех возрастов, начиная от восьмидесятилетнего профессора истории, и кончая двенадцатилетними учениками, жадно устремились на молодую леди, похожую на сказочную фею в своем нарядном легком платье из белого муслина. Ее выручило то, что она все время опиралась на твердую руку своего мужа, и ее смущение осталось незамеченным.
Обед не понравился Мейбелл. Овсяную кашу на простой воде можно было счесть приемлемой пищей, только испытывая сильный голод, а ведь в честь визита королевского министра повара колледжа испекли для всех мясной пудинг. Молодая женщина прошептала мужу, что даже необходимость подготовки к жизненным испытаниям не стоит того, чтобы заставлять детей все время жить впроголодь. В конце концов, жизненные испытания длятся не постоянно, а детскому организму требуется усиленное питание в период взросления. Тут граф Кэррингтон внял доводам жены, и переговорил с ректором насчет смягчения спартанских условий проживания учеников.
После того как Альфред Эшби утряс некоторые спорные вопросы, связанные с предстоящим содержанием учеников Итонского колледжа с ректором Крэдеком, его мысли обратились к Джорджу Флетчеру. Поведение бывшего друга немало беспокоило Альфреда; он предчувствовал, что Джордж не уступит ему легко Мейбелл без борьбы. Его доверенный слуга Том остался в Лондоне следить за Флетчером, и граф Кэррингтон рассчитывал по возвращении в столицу получить от Тома полный отчет, касающийся его соперника.
Примерно через час после поездки лорд Эшби с женой и дочерью въехал в западную часть Лондона, где у него на улице Пелл Мэлл был великолепный дом. На его первом этаже располагались большой холл, к которому примыкал роскошный зал для балов, небольшие салоны, столовая и широкая лестница, ведущая к спальням на втором этаже.
Мейбелл была восхищена, когда, поднявшись на второй этаж, она увидела обстановку своих апартаментов. Здесь были изящные столики, патинированные золотом, письменный стол с элегантно изогнутыми ножками, мягкие бархатные подставки для ног, китайский экран с разрисованными яркими пионами для камина. В спальне стояла двуспальная кровать со спинками, украшенными медальонами и многочисленными воланами, в углах разместили удобные кресла. Во всем угадывалась заботливая рука ее любящего мужа, и заказанная мебель явно была сделана не в Англии, а привезена на корабле из Франции от мастеров, обставляющих Версаль. Альфред подумал также над тем, чтобы неподалеку от спальни жены обустроить детскую для Арабеллы и комнату для няни Карла с ребенком. Молодой графине Кэррингтон не только ни к чему было придраться, наоборот, обстановка ее комнат превзошла самые смелые ее ожидания.
Пока Мейбелл восхищенно рассматривала свой новый дом, к Альфреду подошел Том и тихо сказал:
— Мистер Флетчер покинул Лондон, ваша светлость.
— Какое дело заставило его резко изменить свои планы? — вполголоса спросил граф Кэррингтон, продолжая при этом следить любящим взглядом за своей молодой женой. Она любовалась комнатами, а он восхищался ею самой.
Том приблизился к своему господину и шепнул ему несколько слов на ухо. Напряженное лицо лорда Эшби разгладилось — одной проблемой для него стало меньше. Когда Мейбелл радостно повисла у него на шее, благодаря его за приятный сюрприз в виде прекрасно подготовленных апартаментов, он с чистым сердцем мог наслаждаться ее восторженными излияниями и похвалами его хозяйственности.
— Любовь моя, это самое малое, что я мог для тебя сделать, — улыбаясь, сказал Альфред молодой жене. — Для меня подлинное удовольствие доставить тебе радость, так что не стесняйся, проси что-нибудь
