Летний сад - Полина Саймонс
Мерсер и Элкинс добрались наконец до края поляны, медленно, хромая, шли к вертушке, стараясь скрываться в траве и не выходить на открытое место. Тоджо, раненный в шею, тоже двигался вперед, но все трое еще оставались под огнем.
Мерсера Майера догнала еще одна пуля. Он упал и на этот раз не поднялся. Тоджо вернулся, чтобы забрать его.
Энтони, прячась за стволами, стоял плечом к плечу с отцом, стреляя из винтовки от бедра. Когда у него кончились патроны, он бросил на землю пустую обойму, сунул винтовку под перевязь стволом вниз, едва удерживая ее, протянул правую руку к отцу:
– Обойму, па.
Тот передал ему новую двадцатизарядную обойму. Энтони установил ее, опять прижал винтовку к бедру и возобновил огонь. В конец обойм Александр тщательно и сознательно заложил трассирующие пули, чтобы они давали знать, когда обойма подходит к концу.
– Обойму!
– Обойму, па!
– Обойму…
– Энтони! – кричал Александр. – Прошу! Беги к чертовой вертушке!
– Обойму! – Он даже не отвечал отцу.
– Они добрались? – Энтони закрывал Александру обзор.
Энтони оглянулся.
– Элкинс там. Тоджо с Майером почти, – сообщил он.
Они были в десяти ярдах от поляны. А в зарослях все так же прятались десятки вьетконговцев, огонь не утихал.
– Чтоб им сдохнуть, уродам, – пробормотал Энтони. – Обойму, па.
Они плечом к плечу стояли в бамбуке.
– Это похоже на Святой Крест? – спросил вдруг Энтони.
– Нет, – ответил Александр. У Святого Креста не было бамбука и его сына рядом.
– Ха Сай не справился. – Энтони негромко застонал. – Обойму, па.
Сколько их там оставалось? Черт, а сколько их там было? Александр пустил в кусты гранату. Он больше не видел, в кого стреляет, он почти ничего не слышал. Всю его жизнь в подобных схватках у него обострялись инстинкты, он становился подобен волку, переполняясь адреналином: он все видел и чуял с необычайной остротой. Но он должен был признать, что оглушающий шум нескольких тысяч выстрелов непрерывного огня и гром вращающихся лопастей винта вертолета ослабляли его.
Прячась в кустах, какой-то сапер вытащил прямо на край поляны ракетную установку РПГ-7. Снаряд разорвался в пятнадцати ярдах от вертушки, вертолет на мгновение подскочил в воздух, потом снова опустился в загоревшуюся траву. «Чинук» открыл ответный огонь, но саперы ушли глубже в бамбук; их невозможно было увидеть, невозможно достать. Они рассредоточились по двум-трем, возможно, даже четырем направлениям. Стрелок в «Чинуке» подумал, что может попасть по своим, и был вынужден остановиться.
Энтони сказал:
– Па, давай ракету на один час на эту сволочную РПГ.
Александр зарядил сорокамиллиметровую ракету, выстрелил на один час.
Энтони помолчал.
– Попробуй еще. На час. Не на два пятнадцать.
Александр зарядил еще одну, выстрелил:
– Это была последняя.
– А больше и не нужно. Отлично. Обойму, па.
Снова выброшена пустая обойма, заряжена новая, снова огонь.
Стал ли ответный огонь слабее, или Александр просто оглох? Нет, он не оглох. Он отчетливо слышал сына.
– Черт… Обойму, па.
Но очень скоро у них должны были закончиться заряды.
Рихтер был прав. Десяти тысяч патронов было недостаточно.
Права была Мун Лай. Они готовы были потерять всех людей до последнего, а Александр не желал терять даже одного.
Он должен был удержать их настолько, чтобы Энтони добрался до вертушки. Схватив сына и толкая его от зарослей, Александр начал медленно, задом наперед, выбираться на поляну. И при этом он продолжал стрелять в листву. Получайте, ублюдки. И еще. И еще.
– Энтони! – в отчаянии кричал он сквозь грохот винтов и выстрелов. – Прошу! Можешь ты просто сесть в эту чертову вертушку? Я тебя прикрою! Беги, я за тобой!
– Да, но кто прикроет тебя?
– Стрелок! Тоджо из вертушки! Беги, Энт! Беги! – Он толкал сына, закрывал его своим телом, продолжая стрелять. Наконец Энтони неохотно сдвинулся с места.
Как долго тянулась безумная минута Александра? Сколько он стрелял с максимальной скоростью? Сколько обойм израсходовал, сколько гранат? И сколько у него оставалось? Беги, Энтони, беги! Беги, сынок…
Внезапно Александр замер. Вот только что он стоял, стреляя, а в следующую секунду лежал на земле. Он подумал, что, возможно, на мгновение потерял сознание или просто устал, почему-то лег и не помнил этого. Он не знал, что случилось. «Какого черта?» – пробормотал он и попытался встать. Но даже сел с трудом. Почувствовал, как что-то булькает в его горле. Нахмурившись, он посмотрел вниз – и понял. Кровь текла из его рта на военный жилет, и тут же он стал задыхаться. Он открыл рот, но дышать не мог. Его рот и нос заполняла кровь, он пытался откашляться, восстановить дыхание. Он протянул руку назад, ощупал спину. Обрывки его военной формы вперемешку с кровью и осколками кости остались на его ладони. Эта долбаная пуля прошила его насквозь. Александр был ошеломлен; его взгляд затуманился, он не понимал, где его сын, все ли с ним в порядке, добрался ли он до вертушки, и где он сам, и где саперы… Он ничего не понимал. Он не мог найти свою аптечку, не мог дышать и явно чертовски сильно истекал кровью.
И он запаниковал.
Это был момент, когда его захлестнули страх и тревога, с которыми он не мог совладать, и откуда-то до него донесся мягкий спокойный голос, знакомый голос, безликий… и, как только он услышал его, он сам сказал спокойно и очень громко: «Нет, Татьяна, невозможно. Отойди от меня» – и начал лихорадочно, не видя, нашаривать рюкзак, а ее неумолимый голос шептал: «Александр, возьми себя в руки, не спеши, открой глаза. Просто успокойся и открой глаза. И ты увидишь».
Он пополз назад, на четвереньках, надеясь найти дерево, чтобы прислониться к нему и открыть рюкзак! Но тут его рука скользнула
