Битва за сердцееда: Версальский фронт - Натали Карамель

Он отвернулся, ясно давая понять, что аудиенция окончена. Спектакль, который задумал Лоррен, обернулся для него жестоким провалом перед лицом короля. Но и моя судьба была решена. Я не получила свободы. Я сменила золоченую клетку придворной жизни на каменный мешок под домашним арестом, с клеймом возможной изменницы.

Де Лоррен сделал шаг ко мне, его рука уже тянулась, чтобы схватить меня за локоть с видом собственника, но король, не оборачиваясь, произнес тихо и весомо, как удар печати:

— Герцог. Вы забываетесь. Мадам де Виллар остается под Моим присмотром. Вы не будете приближаться к ее апартаментам без моего прямого приказа. Стража проводит мадам.

Лоррен замер. Он не посмел ослушаться прямого приказа, произнесенного при всем дворе. Но я видела, как его лицо побелело от бессильной ярости. Он медленно отвел руку, сжав пальцы в кулак так, что костяшки побелели. И тогда он поднял взгляд на короля. И в этом взгляде не было ни тени почтительности. Только холодная, животная злоба и немой вызов. Он смотрел на своего короля не как вассал на сюзерена, а как волк на волка, претендующего на его территорию. Это была крамола, застывшая в молчании на одно мгновение, но замеченная всеми.

Ко мне тут же подошли двое стражников в бело-золотой форме королевских мушкетеров. Их прикосновения были твердыми, но не грубыми — они выполняли приказ, без личного интереса.

— Мадам, прошу вас, — один из них сказал почти вежливо.

Меня повели прочь. Я шла, не чувствуя ног, сквозь строй любопытных и испуганных взглядов. В ушах звенело: «убит… измена… домашний арест…». Дважды за несколько минут мой мир рушился и пересобирался вновь в уродливые, чудовищные формы.

Меня довели до моих покоев, посторонились, чтобы я вошла, и встали по обе стороны от двери. Звук щелкнувшего засова прозвучал громче, чем любой королевский указ.

Я осталась одна. В той самой золоченой клетке, которая в одночасье стала тюрьмой. Слишком красивой, слишком роскошной, но от этого не менее прочной.

Дрожащими руками я стала срывать с себя тугой корсет, эту тюрьму для тела, ставшую символом тюрьмы для всей моей жизни. Шнуровка развязалась, я сделала первый глубокий, по-настоящему свободный вдох за весь вечер и… почувствовала легкое, едва заметное движение внутри. Не спазм, не боль. Нежное, шелковистое касание, будто крыло бабочки изнутри.

Я замерла, боясь пошевелиться. Потом медленно, очень медленно опустила руки на еще плоский живот.

— Малыш? — прошептала я в полной тишине комнаты. Ответа не последовало, но ледяной ком страха в груди вдруг дал трещину.

Осторожно, как хрустальную вазу, я легла на кровать и обняла себя за плечи, представляя, что обнимаю его. Лео. Жив он или нет? Я не знала. Я могла только надеяться, что король, с его бесчисленными шпионами, прав, а Лоррен лжет. Что мой муж, хитрый и отважный, сумел переиграть убийц и теперь где-то в пути.

Но даже если… даже если самого страшного не избежать… У меня есть он. Наша последняя тайна. Наше самое главное сокровище.

«Я защищу тебя, — беззвучно пообещала я тому, кто был сейчас во мне. — Я солгу. Я унижусь. Я убью, если придется. Но я защищу тебя. Мы с тобой выживем».

Одиночество уже не казалось таким всепоглощающим. В нем появился тихий, непоколебимый смысл. Клетка захлопнулась. Но теперь у меня был самый главный союзник, ради которого стоило бороться до конца. Даже против Короля-Солнца.

Глава 31: Каменный мешок

Меня разбудил не мягкий утренний свет, пробивающийся сквозь шелковые занавески, а грубые руки и резкий окрик. Я метнулась на постели, сердце бешено заколотилось, ударяя в виски набатом тревоги.

— Вставайте! По приказу короля!

Надо мной стояли двое стражников в синих мундирах королевской гвардии. Их лица были каменными, глаза смотрели сквозь меня. В дверях моих покоев теснились перепуганные служанки, а Мари, бледная как полотно, пыталась что-то сказать, но ее оттолкнули.

— Что происходит? — прошептала я, судорожно натягивая на плечи тонкую шаль. Холодный ужас сковал меня прочнее любых цепей.

— Вас надлежит препроводить в место заключения, мадам, — безжизненно произнес один из стражников. — Одевайтесь. Простое платье.

Меня одевали как куклу, мои пальцы не слушались. Все мысли путались, кружась вокруг одного: «Малыш. Как я защищу тебя? Господи, только бы не ударили, не толкнули…»

Когда меня, уже одетую в темное, простое платье без всяких украшений, повели по коридорам, случилось нечто невообразимое. Из-за поворота, сметая все на своем пути, появился де Лоррен. Его лицо было искажено яростью и растерянностью. Он был не напыщенным павлином, а загнанным зверем.

— Это недоразумение! — кричал он, обращаясь больше к стражникам, чем ко мне. — Я требую остановиться! Я сейчас же пойду к королю! Я все решу!

Он пытался приблизиться ко мне, но старший из гвардейцев грубо преградил ему путь алебардой.

— Приказ Его Величества, месье герцог. Не мешайте исполнению.

Лоррен замер, его взгляд, полный бессильной ярости, впился в меня. Он был ошарашен. Его великая игра рушилась на глазах, и он не мог ничего поделать. Он, могущественный герцог, был бессилен перед прямым приказом короля.

— Елена! — выкрикнул он уже мне вслед, и в его голосе впервые прозвучала не расчетливая страсть, а отчаяние. — Держись! Я вызволю тебя! Это ошибка!

Я не обернулась. Его слова были пустыми. Он был частью машины, которая теперь перемалывала меня.

У главного входа, у подножия мраморной лестницы, стояла не золоченая королевская карета, а закрытая, неуклюжая повозка с решетками на маленьких окнах. Возница и двое дополнительных стражей ждали у дверцы.

Перед тем, как затолкать меня внутрь, старший гвардеец развернул пергамент с королевской печатью и монотонно, громко, чтобы слышали все придворные, столпившиеся на галереях, зачитал:

— «Сиим указом предписывается заключить под стражу Елену де Виллар, подозреваемую в соучастии в деяниях против интересов короны Франции. Заключение осуществить в Фоларскую башню до выяснения всех обстоятельств ее дела и дел ее супруга. Дано в Версале, рукою Людовика…»

Фоларская башня. Я слышала о ней. Не Бастилия, нет. Секретная тюрьма для особо важных узников из числа аристократии, чье исчезновение нужно было скрыть. Холодная, сырая башня на окраине версальских владений.

Дорога тряслась и укачивала. Я сидела на жесткой деревянной скамье, обхватив живот руками, пытаясь унять дрожь. За решеткой окна мелькали уходящие прочь ухоженные парки Версаля, сменяясь все более угрюмыми и пустынными пейзажами.

Наконец повозка остановилась. Меня вывели. Передо мной высилась круглая, серая, мрачная башня, уходящая острым шпилем в низкое хмурое небо. Воздух пах сыростью,