Община Св. Георгия. Роман-сериал. Второй сезон - Татьяна Юрьевна Соломатина
Василий Андреевич всхлипнул. Саша отпустил его и, чтобы как-то сгладить неловкость (он знал, что Василию Андреевичу не хотелось бы, чтобы его слабость была заметна), бросился к стулу за книгой.
– Героем войны двенадцатого года, благоустроителем Юга России и Кавказа мне не бывать, но спасибо, что напомнил! Нужная книга в нужное время дорогого стоит, – Саша открыл том и уважительно посмотрел на портрет Воронцова. – Я возьму, Василий Андреевич? Это выдающаяся жизнь! – Александр Николаевич потряс книгой. – Весомый аргумент! Я быстро читаю, ты знаешь, днями занесу. Не провожай, я не маленький, замок не поломаю.
– Александр Николаевич, постой!
Василий Андреевич бегом сорвался к себе, вернулся с куклой:
– Ваша Вера!
Саша взял куклу, печально улыбнувшись. Ещё раз поцеловал своего старого Василия и ушёл.
Получаса не миновало, как он зашёл в грязный двор доходного дома. В таких квартируются студенты, мелкие чиновники. Вспомнилось Александру Николаевичу «Преступление и наказание». Сорок лет роману, а воз и ныне там. Есть вечные ценности. Вот и пьяная драчка, за которой равнодушно наблюдает нетрезвый дворник. Из парадного вышли заляпанные краской работяги. Саша, вздрогнув, мысленно послал к чёрту Достоевского. Что было совершенно излишним, поскольку ни в чём не повинный, кроме своего таланта, Фёдор Михайлович был четверть века как упокоен. А замучившая его чокнутая бабёнка «доедает» давно сбежавшего от неё Василия Розанова. Вот тебе и получи Логосом по половой любви, раз ты считал, что это и есть его высшее проявление!
Продолжалась материализация мира «Преступления и наказания» (ох, зря Александр Николаевич ещё и Логос в свои плохо структурированные мысли-смыслы заплёл!). К Белозерскому подбежала девчонка – ни дать ни взять дочка Мармеладовой. «Из господ» в крайней степени нищеты. Одета была чисто и опрятно, но практически в ветошь. Девчонка с непосредственной детской жадностью уставилась на куклу, которую Александр Николаевич нёс под мышкой. Но, памятуя о хорошем воспитании, она присела в книксене и поздоровалась:
– Здравствуйте!
У неё был славный бойкий голос, блестящие умные глаза. Саша поклонился ей, как взрослой даме (этого-то она и ждала от него):
– Добрый вечер, мадемуазель!
– Мадемуазель Камаргина! – степенно представилась девчонка. После чего разразилась «пулемётной очередью»[73]. В её речи, напоминающей скороговорку, интонации взрослых перемежались с искренней отсебятиной. – У мамы и братика с сестрицей другая фамилия, а у меня папина! Папочка умер, и мама снова вышла замуж. Мамин муж очень хороший человек, но его зажимают, он совсем не двигается, во всех шахматных ходах по службе он вечно получает мат! Потому мы вынуждены содержать себя крайне скромно, иначе мы никогда не оказались бы в этом вертепе. Мамин муж пьёт, но я его обожаю, он добрейший, добрейший! Я папочку не сильно помню, совсем не помню, правду говоря, потому считаю маминого мужа папочкой. Но она мне запрещает его так называть, потому что мой папа был состоятельный человек, из чистых господ, дворянин. А мамин муж тоже дворянин, но мелкий, в табели о рангах сущая тля; пьёт от несчастий.
Александр Николаевич встряхнул головой. Угрюмый Питер Достоевского зло подшучивал над ним, великовозрастным сытым барчуком. Девчонка не отрывала взгляда от куклы, потому он протянул ей сокровище, ласково улыбнувшись:
– Это Вера. Ей нужна хозяйка.
Ах, каким светом вспыхнули глазищи мадемуазель Камаргиной! Саша собрал всю волю в кулак, чтобы не разрыдаться. Чтобы не схватить эту девчонку, не унести её из этого тухлого мрака. Девчонка тоже собрала волю в кулак и жалко выдавила, ломая себя (в надежде, что чудо всё-таки свершится):
– Я не могу брать подарки от незнакомцев. Это неприлично.
– Примите мои извинения, мадемуазель Камаргина. Я был непростительно невежлив, – Александр Николаевич церемонно поклонился. – Доктор Белозерский! Вот, теперь я знакомец. А кукла не подарок, скорее наоборот – ноша. Она нуждается в заботе, которую я ей совершенно не могу обеспечить. Вы меня очень обяжете…
Мадемуазель Камаргина не выдержала столь долгой речи и запросто взяла куклу. Она немедленно унеслась бы нянчиться с ней, но мамаша вдолбила ей необходимость непременно поддерживать светскую беседу. Так что она уютно устроила куклу у себя на руках и осталась. К тому же здесь присутствовало искреннее детское любопытство. А ещё: девочка давно не встречала хорошо воспитанных, вежливых людей.
– Почему вы не можете обеспечить ей заботу? Вы человек со средствами, – мадемуазель Камаргина окинула взглядом, очевидно срисованным с мамаши, костюм Белозерского.
– Я почти всё время работаю. А детям и куклам нужны не только наряды и еда, но и внимание, образование, разговоры по душам.
– Еда иногда всего нужнее! – заметила девчонка таким тоном, что у Белозерского сдавило горло, и если бы он не боялся оскорбить мадемуазель Камаргину, он бы немедленно понёсся в лавку и накупил бы всего-всего… И платье бы ей, и ботиночки! Не девочка же, куколка, невероятная красавица!
– Как её зовут? – звонкий голосок мадемуазель Камаргиной вытащил Александра Николаевича из бездны.
– Вера.
– Она вам точно-точно больше без надобности, ваша Вера? – жизненной опытности в этой крохе было поболе, нежели в наследнике кондитерской империи. – Не то, бывает, дадут, а потом и спохватятся. Маменьке как-то для меня вещи дали, а потом маменька выразила недовольство поведением благодетелей, так они всё и забрали. Но вы не подумайте! – тут же добавила она другим тоном, видимо, маменькиным. – Мы благородные, нам подачки без нужды!
– Теперь это ваша Вера, мадемуазель Камаргина. Если маменька спросит, скажите, что вы оказали честь доктору Белозерскому, что квартирует с сегодняшнего дня с доктором Концевичем. Оказали честь, согласившись удочерить его куклу. Маменька ваша может лично в сём удостовериться в любое удобное для неё время.
Тут Александр Николаевич спохватился:
– Почему ты одна ночью во дворе?!
– Дмитрия Петровича мы знаем, – словно не заметив его вопроса, важно произнесла мадемуазель Камаргина. – Он маменьку от чахотки пользует. Спасибо вам за Веру, я буду хорошо заботиться о ней!
Мадемуазель Камаргина выпорхнула со двора.
Белозерский подошёл к дворнику. Тот и дожидаться вопроса не стал.
– Мамаша ихняя девчонку за папашей посылает. А та сама в трактир боится, сообразительная! Она с сыном булочника втихаря дружится, тем и жива, что малец за ней ухаживает. С детства знает, что бабу для
