Община Св. Георгия. Роман-сериал. Второй сезон - Татьяна Юрьевна Соломатина

– Потапов, сосед наш. Это ты с его падчерицей знакомство сегодня свёл. Добрейшей души человек, но слаб. Посему от его добрейшей души страдают супруга и детишки. Нужна такая добрейшая душа? – Концевич пристально вгляделся в Белозерского.

Александр Николаевич по-воловьи мотнул головой. Этот жест никак нельзя было принять за ответ. Ни за положительный, ни за отрицательный.

– Вот так, Саша, живёт вся Россия, – Концевич обвёл взглядом грязный зал. – Я тебе уже говорил. Ты тогда меня не услышал. Сейчас ты принял решение жить в реальности. В реальности многих, а не избранных. В реальности большинства. Если твоё решение твёрдое и ты намерен действительно быть человеком дела, человеком времени, человеком страны – помни, что есть партия большевиков. Российская социал-демократическая рабочая партия. Когда созреешь, добро пожаловать к нам! К тем, кто хочет всё изменить.

Саша невольно усмехнулся. Слишком уж пафосно звучали смыслы в заговорщическом шёпоте Концевича.

– Как же вы пьяницу перемените? Или заставите нерадивого мужа и отца заботиться о жене и детях? Как любая из партий может природу человека взять да изменить?

Белозерский засмеялся, горек был его смех. Более всех ему было жалко мадемуазель Камаргину и свою любовь к Вере. Если бы нашлась партия, которая смогла бы убедить Веру его полюбить, он немедленно вступил бы в неё. Вот явись сейчас Мефистофель и предложи ему душу продать за любовь Веры к нему – ни на мгновение бы не задумался. И плевать с самой высокой колокольни, что эта мерзавка переспала с его отцом. Что этот дурак Концевич бормочет про какую-то новую жизнь? А старую куда девать?

– За новую жизнь, которую ты начинаешь! В целом за новую жизнь! – в очередной раз провозгласил Дмитрий Петрович. Поскольку, на его взгляд, Белозерский пребывал в каком-то оцепенении.

– Митька, а зачем ты ему рубль-то дал? – вдруг вскинулся Александр Николаевич. – Он же на него немедленно старую жизнь продолжил.

Грустит самурай:

«Новая жизнь»[75] в октябре родилась,

В декабре – харакири.

Глава XXIII

Ранним утром Вера Игнатьевна шла по парадной аллее клиники. Отчего к главному входу? Не оттого ли, что Сашка чаще «с тыла» ходит? Нет. Им работать бок о бок, да и ничего из ряда вон выходящего не произошло, как она считает. А если в общих смыслах, так лучше бы он устроил истерику, скандал или что-нибудь эдакое… И вообще, главное – дело! Остальное – суета сует и всяческая суета. Заигралась она. Поверила в реальность мира. Поредели и как-то размылись под сознанием сны о раненых, стонущих и молящих о смерти, перламутр кишок на чужой земле, оторванные конечности, месиво крови с мозговым детритом. Что за дело ей до тонкой душевной организации Сашки Белозерского! Она – хирург с огромным военным опытом, доктор медицины, профессор. Он – ординатор, вчерашний полулекарь, пороху не нюхал.

Александр Николаевич зашёл на задний двор. Новоселье накануне обмывали недолго, хотя выпили изрядно. Но как и его батюшка, он был невероятно устойчив к спиртному – ему что водка, что вода. В этот раз ни веселья, ни снотворного эффекта. Видать, от состояния сознания зависит, а не от водки, пролитой поверх состояния. На новом месте Сашке не спалось вовсе.

В пустынном коридоре они и встретились.

– Доброе утро, Вера Игнатьевна, – поклонился Александр Николаевич.

– Доброе утро, Александр Николаевич, – кивнула Вера Игнатьевна.

– Я приношу вам свои извинения, профессор, за безобразную сцену, устроенную вам.

– Извинения приняты.

– А равно за то, что имел глупость неверно истолковать происходившее между нами.

– Я, в свою очередь, прошу вас простить меня за то, что недостаточно уразумела степень вашей зрелости и позволила себе быть неосторожной в обращении с вами.

– Итак, отныне между нами «свобода без излишеств, веселье без шума, наука без напыщенности и остроумие без резкости».

– Именно! «Слова "хорошее общество" не пустой звук, хотя ими часто злоупотребляют».

– «Царевна Вавилонская»[76].

Они с некоторой неловкостью пожали друг другу руки.

– Простите, Александр Николаевич, у меня важная встреча до обхода. Увидимся.

– Да, увидимся.

Его поклон. Её кивок.

Столь ранняя встреча у Веры Игнатьевны была с господами Белозерским (старшим) и Покровским. Те явились точно в назначенное время, разложили бумаги, чертежи, проекты. Илья Владимирович был невероятно воодушевлён.

– Первая в России Станция скорой помощи открылась в Варшаве в тысяча восемьсот девяносто седьмом году. Годом позже в Москве появились две кареты скорой при полицейских частях. Кареты были закуплены на пожертвования купчихи Кузнецовой, она же финансировала работу на первых порах. В марте девяносто девятого первые пять станций открыты и у нас, в Питере. И тоже при полицейских частях. Одесса любит поорать, что она первая открыла специализированную Станцию скорой помощи.

– Одесситы обожают на голом месте пыль в глаза пускать. Лопни, но держи фасон, ага! – добродушно вставил Николай Александрович. В отличие от сына, по повадкам отца ничего нельзя было прочитать. Ни стороннему наблюдателю, ни вовлечённому. Веру это привлекало. Не чисто по-женски: мол, ах так значит? Так ты ещё за мной побегаешь! Не рационально по-мужски: отделяем альковные дела от кабинетных. Нет. Это привлекало Веру неким третьим образом, и она бы не сформулировала, каким именно. К чему непременно всё формулировать?

Покровский отпустил смешок и согласно кивнул на предмет ремарки старшего Белозерского об Одессе.

– Я, – продолжил он, – планы имею куда более амбициозные. Хочу создать на базе клиники, которой вы руководите, Вера Игнатьевна, первую в России Больницу скорой медицинской помощи. Не кареты при полиции, не специализированную станцию. А именно Больницу скорой медицинской помощи.

– Господа! – Вера обратилась к обоим. – Если разобраться, мы и работаем по этому принципу: к нам может прийти любой, в любое время. И выгодно ли это экономически: кареты, содержание…

– И автомобили! Уже и автомобили!

– Но есть сформированная действующая система станций.

– Вера Игнатьевна, я детально, во всех подробностях изучил вопрос, – Илья Владимирович указал на бумаги, которые внимательно просматривал Николай Александрович. – Эта так называемая «система» ничуть не лучше того, что администрация устроила на войне, вам ли не знать! Она не выдерживает никакой критики. Начиная с элементарного: правом вызова кареты скорой со станций обладают только «официальные лица», а именно полицейский, дворник, ночной сторож.

– Хороши «официальные лица»! – хохотнул Николай Александрович, не отрываясь от документов.

– Каковы лица, такова и помощь!