Влюбись за неделю - Алёна Кручко
— Расскажите о Дугале, — попросила я. Теперь имя далось легче. — Я спрашивала у Шарлотты, но она совсем его не знает. Только светило, не человек. На кафедре он… — я запнулась, подбирая слова: какой матери понравится, если о сыне прямо скажут «сухарь»? — Очень закрыт. Весь только в работе. Мне показалось, его неимоверно раздражают любые отвлекающие факторы. Даже простой вопрос, не хочет ли он кофе.
— Скорее его раздражают люди, которые любят «зажигать звезды», — улыбнулась мисс Норвуд. — И Академия Панацеи. Вся, от крыши до подземелий. Он там не по своей воле, а из-за меня. Но сейчас речь не об этом. Пойдемте, — она поднялась и поманила меня за собой. — Мне сложно судить о нем непредвзято, вы должны понять, он мой сын. Так что давайте договоримся: я показываю, а вы спрашиваете обо всем, что придет в голову.
«Не по своей воле?» Бывает, тебя неделю убеждают, что какая-то тема может быть интересна, а ты всеми правдами и неправдами от нее уворачиваешься — а потом вдруг чуешь запах сенсации в короткой, вроде бы не по делу, а то и вовсе ни о чем, фразе. Сейчас произошло именно это. В словах Сабеллы Норвуд, а если разобраться, то в оттенке голоса, приопущенных ресницах, почти неуловимой тени, набежавшей на лицо, таилось нечто гораздо большее, чем она готова была сказать вслух. Что же, сейчас и правда речь не об этом. Попробую выяснить позже… если это вообще важно в нашей ситуации.
Пока же мы пришли, видимо, в детскую. Веселые обои с мишкой Тедди и Винни-Пухом, забавная лампа в виде парящего под потолком призрака — ничуть, к счастью, не похожего на Шарлотту, а скорее на Каспера. Небольшой стол и книжная полка. Я провела пальцами по корешкам, наклонила голову, читая названия. Учебники, детская энциклопедия, красочно изданные познавательные книги для детей — «История алхимии», «От амебы до питекантропа», еще что-то мало мне понятное — о магии…
— Сейчас Дугал редко ночует у меня и занимает другую комнату. Но любит посидеть здесь, обдумывая очередную сложную задачку. Говорит, эта ностальгическая атмосфера его вдохновляет.
— Книжный ребенок? — спросила я.
— О, что вы! Он с детства считал, что все самое полезное и интересное хранится в голове, а не на бумаге. Какая-то необъяснимая неприязнь к буквам. Даже учебники почти не читал, говорил — зачем, если есть учитель, владеющий навыками устной речи? Обязательная программа давалась ему слишком легко. Он скучал, а раз скучал, значит, пытался найти занятия поинтереснее. Всего за полгода начальной школы я освоила, кажется, все целительские заклятия, которые только можно применять к детям. А портал в кабинет директора или в школьный медпункт могла создать, не задумавшись ни на секунду.
Я невольно улыбнулась.
— И какие же занятия он считал интересными?
— Например, выяснить, что будет, если применить к королевскому турнепсу заклятие вечного роста с компонентом скорости, а на гуматы в компосте наложить заклятие бесконечного удвоения, чтобы бедному растущему организму хватало пищи. Или насколько быстрой будет регенерация корней мандрагоры при добавлении в питательную смесь кладбищенской земли. Турнепс пробил крышу школьной теплицы и укрыл листьями весь школьный стадион вместе с игроками и зрительскими трибунами, а выдирать его из земли пришлось сразу трем магам из отдела экологического контроля. К счастью, «бедный растущий организм» не успел дать семена. Хотя экологи меня убеждали, что семена сохранили бы исходные признаки растения, но… они ведь не знали моего сына!
Я рассмеялась уже в голос. Никогда бы не поверила, что суровый доктор Норвуд, с его «подберите волосы», «двери закройте» и «не маячьте», мог разнести экспериментом школьную теплицу (сразу видно будущего гения!) и вообще, похоже, был головной болью учителей и директора. «Бедный растущий организм», надо же так обозвать банальный корнеплод! Хотя… уже далеко не банальный!
— А мандрагора? Надеюсь, она никого не убила?
— Эксперимент окончился, не начавшись. Дугала поймали на кладбище. По словам смотрителя, мальчик пытался поднять зомби. Сам он утверждал, что это был не ритуальный круг, а всего лишь площадка для обеззараживания земли, ведь он не хотел занести в теплицу вредителей! Но Дугала изгнали с позором и запретили совать нос на территорию кладбища. Так или иначе с кладбищенской землей ему не повезло.
Сабелла осеклась, и я неожиданно для себя взяла ее за руку.
— Давайте надеяться, что запрет еще в силе и ему снова не повезет.
— Да. Надеяться! — она, будто очнувшись, тряхнула головой, мягко сжала мои пальцы. — Я могу показать фотографии. Хотите?
— Конечно! Люблю рассматривать фотографии, — кстати, чистая правда, особенно если снимки сделаны неожиданно, а не в студии под ретушь. — Они бывают очень… честными, пожалуй.
Фотоальбомов в этом мире не было. Мы пришли в небольшую комнату, где напротив уже знакомой стены-экрана и «резиновой» площадки перед ней стояли уютный диванчик и небольшой столик. Наверное, чтобы пить чай перед телевизором, не опускаясь до пререканий с диктором. Короткий плавный жест — и экран осветился.
— Дугал, — коротко сказала Сабелла. И спросила, когда на экране появилась россыпь крошечных картинок. — Вам очень тяжело, Салли? В нашем мире? Если бы не этот чудовищный ритуал, вы могли бы заинтересоваться или хотя бы привыкнуть? Ведь для человека, который никогда не владел магией, все здесь, наверное, выглядит очень странно, — она кивнула на экран. — Порталы, чары, чай и пудинги из ниоткуда?
— Тяжело оказаться… не в себе, — грустно пошутила я. — Потерять все, к чему привыкла. Работу… любимую работу, да. Наверное, и правда к лучшему, что любимого человека вдруг не оказалось. А здесь — здесь интересно.
— А ваши родители? — осторожно спросила Сабелла, будто боялась задеть больную тему.
— Семь лет назад. Автокатастрофа.
— Мне очень жаль, — прозвучало гораздо искреннее, чем все «жаль» призрака Шарлотты. — Мой отец умер, когда мне было девять, но я до сих пор помню его, молодым, веселым, он будто всегда рядом. Что ж, — помолчав, добавила она. — Если мы хотим, чтобы вы завтра работали, а не уснули в стопках корреспонденции, то нужно поторопиться. Я, конечно, могу напоить вас эликсиром бодрости, но у