Королевская кровь-12. Вороново сердце. Часть 2 - Ирина Владимировна Котова

Рука ее дрогнула, тело расслабилось — оказывается, мышцы были напряжены до боли и зубы стиснуты.

— Бой кончился, — тихо сказал отец Олег. — Захватчики пали.

Затягивались раны у бойцов, восстанавливались выгоревшие маги. Засиял мягким светом шар с белоснежными крыльями и над спящей в больничной палате Люджиной Дробжек. Она не проснулась, но проснулся Игорь Стрелковский, который всю ночь помогал Вершинину, а затем сидел рядом с ней до тех пор, пока его не начало клонить в сон, — и тогда он примостился спать рядом на полу, держа ее за руку.

Сейчас он сквозь ресницы смотрел на шар, истекающий сиянием на Люджину — и на него самого, а по щекам его катились слезы, и он шептал благодарственную молитву Триединому.

* * *

В это же время на растерзанном холме в центре Тафии с изумлением и благоговением наблюдали за анхель Ситников и Свидерский.

По всему Городу-на-реке словно зажглись тысячи маленьких солнц. От теплого крошечного шара с крыльями, зависшего и над холмом, лилась благодать Триединого, и Александр смотрел вверх, подставляя лицо свету, чувствуя, как всепроникающая сила восстанавливает тело. Ситников расслабленно дышал рядом.

До восстановления внешнего резерва было еще далеко, но внутренний наполнился до края, запустил процессы регенерации, возвращая молодое тело. За сутки обновятся клетки, подчиняясь вшитому заклинанию, и вновь будет телу тридцать пять, а не восемьдесят, как сейчас.

Раскрылся один из саркофагов и тяжело зашевелилась в нем Виктория. Александр поднялся: она, старенькая и седовласая, еще лежала с закрытыми глазами, — и он сел рядом с ней, взяв ее за руку.

Вики очнулась, когда анхель уже почти истаял. Некоторое время она молча смотрела вверх на истекающего золотой благодатью духа, который понемногу тускнел, и на лице ее появилась слабая, болезненная улыбка. Затем перевела взгляд на Сашу, на их сплетенные морщинистые руки. И потом уже со скрытой надеждой повернула голову ко второму саркофагу.

Но сияние его не трогало. Некого там было излечивать.

Взгляд Виктории потух, и губы вновь горестно опустились. Она повернулась набок, лицом к Мартину, закрыв рукой глаза, и застыла.

Растворился в воздухе анхель, унося с собой покой. Саша так и сидел рядом с Викторией, удерживая ее горячую руку. Ситников неловко отошел, пробормотав, что наберет для них воды во флягу.

— А что с Максом? — спросила она сипло, не отнимая руку от глаз. Такой голос бывает у людей, которые беззвучно плачут.

— Не понимаю, — ответил Александр скрипяще. — Сигналка на месте, — он поднял вторую руку, на которой переливались несколько нитей, в том числе и настроенная на Макса, — но она никак не реагирует. Может, он без сознания? Я пока, — он выставил ладонь вперед, просканировал пространство, — точно не смогу открыть к нему Зеркало. Даже переговорное.

Он почти ожесточенно дернул три раза сигналку. И Вики, отняв руку от мокрого лица, сделала то же самое.

* * *

Излечили анхель и раны богов — и великая пятерка, приняв человеческий облик, умиротворенно стояла рядом, спинами друг к другу, опираясь друг на друга, глядя, как начинает утихать истерзанная земля Туны. И пусть не было с ними рядом шестого брата, хитроумного Инлия, стихия его пронизывала все вокруг, усиливаясь, как и остальные.

Тут же, на земле, на которой когда-то все началось, над которой до сих пор тонко звенело эхо давних запретов и клятв, повернулись вновь друг к другу Красный Воин и Черный Жрец. Повернулись и застыли в молчании.

Но недолго оно продлилось — Черный Корвин первым поклонился брату и проговорил:

— Многое я понял, пока умирал внизу, брат. Я неправ был, Иоанн. Прости меня и пусть сегодняшний день станет началом мира между нами. Никогда больше не посягну я на твою силу, на твою землю, на твоих детей. Спасибо, что отпустил ко мне нашу общую дочь. И ты прости меня, жена моя, сестра возлюбленная, — он склонился и перед богиней, которая смотрела на всех с мягкой материнской улыбкой. — Никогда больше я не сделаю тебе ничего против твоей воли. Спасибо, что упорно плела узлы судеб, что давала мне силы, что звала меня и что вытащила, наконец. Спасибо всем вам.

Зазвенели небеса, принимая новую клятву в структуру мира. Красный ступил вперед. И тоже поклонился брату.

— И ты прости меня, Корвин, — прогрохотал он. — Слишком хотел я старшинства, да и останавливаться, когда ярюсь, не умел и вряд ли уже научусь. Но клянусь, что и я никогда не посягну на твою силу и твою землю, и твоих детей. Ты виноват, да и я виноват не меньше — ты сделал лишь то, что я неоднократно делал с братьями, умыкая Воду не в свой сезон. Клянусь, что не будет дальше ничего, кроме мира между нами. Мы с тобой две стихии противоборствующие, однако понял я, что без тебя и меня нет, а без меня — тебя. И тебе, сестра моя, тоже даю клятву. Никогда и ничего не сделаю тебе против твоей воли, клянусь, — и он тоже склонил голову перед Синей.

Вновь зазвенело в небесах, подтверждая крепость и вечность данного слова. Вдруг словно лопнула струна — то схлопнулся старый запрет Красного и обет Богини, как исполненные. Синяя улыбнулась, и все они почувствовали, как обнимает их ее стихия — в которой появились и грозные нотки, и жесткие, но не могущие перебить ее суть. И два брата, извечных противника, шагнули в круг и обнялись.

— Справишься ли ты с наследием чужих богов, сестра? — все же спросил Желтый, который всегда был самым чутким к ней. — Их сила — большое искушение.

— Я разделю его с вами в ваши сезоны, — ответила она задумчиво, глядя в себя, — все их знания и мысли, все переходы из мира в мир, весь опыт, все зло и все, что их к нему привело. Разделю, уже переработав, — не искушение они для меня. Да, они — семя зла. Но в каждом из нас есть семя зла, которое растет, когда не поливаешь семя добра. Мне их жаль, а жалость — плохая основа для жажды власти. Мне жаль миры, богов и людей, что они погубили, — и я теперь понимаю, что наказание Триединого для нас