Разрушение кокона - Тан Ци

Сегодня высшему богу Чжэ Яню посчастливилось-таки усесться под деревом колокольчиков Будды и сыграть в вэйци с Верховным владыкой. И все исключительно благодаря тому, что он три года ждал в засаде у задних ворот Лазурного моря, лишь изредка отлучаясь. С огромным трудом он дождался, когда управляющему досточтимого владыки Дун Хуа, бессмертному чиновнику Фэй Вэю, понадобится выйти по делам. Только тогда-то он заметил Чжэ Яня и пригласил внутрь.

Белый камень лег на доску. Владыка взглянул на Чжэ Яня, чей лоб прорезала глубокая складка.

– Ты ведь столько прошел не для того, чтобы сыграть со мной в вэйци?

Чжэ Янь вздрогнул и улыбнулся:

– Досточтимый брат, ты, как всегда, прямолинеен… Я и впрямь явился с вопросом… – Феникс помолчал. – Тебе что-то ведомо об исчезновении Мо Юаня? Он ушел из-за Шао Вань? Ты знаешь, где он сейчас?

Владыка не ответил ни на один из трех посыпавшихся на него вопросов. Он отпил чаю и только потом невозмутимо сказал:

– В школе ты входил в круг сторонников Мо Юаня, вас вроде как должны связывать куда более тесные отношения. Если даже ты не знаешь, где он, откуда знать мне?

Чжэ Янь подавился и тут же мысленно успокоил себя: владыка вечно говорил так, чтобы у всех вокруг позастревали слова в горле, нечего обращать на это внимания. К тому же в словах Дун Хуа имелась доля истины. Если уж сравнивать, сам Чжэ Янь и впрямь был с Мо Юанем куда ближе.

Высший бог погрузился в воспоминания о делах минувших лет.

Хотя, впрочем, лет минуло немного – едва ли пара десятков тысячелетий.

Некогда в школе Стоячих вод выделялись восемь наиболее влиятельных учеников, про которых говорили «криком вызывают ветер и тучи»[138]. Прочие соученики уважительно величали их восемью Мудрейшими долины Вечного расцвета. И эти мудрейшие, которых было-то всего восемь, как-то умудрились расколоться на два лагеря. Четверо из клана богов на одной стороне – сам Чжэ Янь, Мо Юань, девятихвостый лис Бай Чжи из Цинцю и Си Ло, ныне достигший буддийского просветления. Их предводителем был Мо Юань – сын Бога-Отца. Трое из клана демонов на другой стороне – Шао Вань, Сэ Цзя – младший брат Си Ло – и Се Мин, тело которой ныне обратилось Загробным миром. Троицу демонов возглавляла прародительница их клана – Шао Вань.

Очевидно, помимо четырех богов и трех демонов имелся среди восьмерки Мудрейших и тот, кто неожиданно не выбрал ни одну из сторон. Это был Дун Хуа.

В те времена боги и демоны на дух друг друга не переносили, отчего и среди восьми Мудрейших долины Вечного расцвета – этого собрания незауряднейших и далеко не обделенных силой личностей – не стихали внутренние распри. Как предводители противоборствующих сторон, Мо Юань и Шао Вань то и дело попадали на развороты школьной газеты. Вот почему в ту пору имя Шао Вань гремело куда громче, чем Дун Хуа. Однако если уж говорить о боевых искусствах, то равным противником Мо Юаню была вовсе не демоница, а владыка Дун Хуа, который редко доставлял неприятности, достойные освещения в школьной газете.

Это было удивительно, однако великий и ужасный Дун Хуа, тот, кто силой своих кулаков приструнил и местных демонов, и духов-оборотней, гроза небесных окраин, оказавшись в школе, беспорядков почти не устраивал. Как полагал Чжэ Янь, причина была проста: Дун Хуа нечасто оказывался на занятиях в этой самой школе. Если же владыка снисходил до посещения уроков, то лишь для того, чтобы поспать прямо на глазах у наставника. А вот досточтимая Шао Вань – пусть и главная школьная смутьянка – уроки никогда не пропускала.

Дун Хуа и Шао Вань дружили с детства. Чжэ Янь помнил, как вечный прогульщик Дун Хуа всегда брал записи у Шао Вань, чтобы подготовиться к экзаменам, происходившим каждые десять дней. Но разве главная школьная смутьянка могла всерьез вести записи? Поэтому первые годы оба неизменно проваливали все предметы, вроде разъяснения канонов, искусства расчетов и истории, требующих зубрежки. На второй год их не оставляли только из-за высоких оценок по стрельбе из лука, боевым и магическим искусствам. Что ж, драться они и правда умели.

Впоследствии в школьной газете все чаще стали мелькать сообщения о том, что между двумя противоборствующими сторонами страсти накаляются все сильнее. Это всерьез обеспокоило наставников, которые тоже любили почитать эту газету на досуге. Хотя Мо Юань всегда слыл достойным господином, подобным орхидее, учителям, которым школьная газетенка серьезно промыла мозги, в те дни так и чудилось, что малейшее разногласие – и они с Шао Вань устроят смертоубийство прямо посреди занятия. Дрожа от страха, наставники долго ломали головы и выдумали, по их мнению, гениальное решение: они рассадили Шао Вань и Мо Юаня. Новым соседом Шао Вань стала Се Мин. С Мо Юанем же теперь сидел Дун Хуа, который прежде с ним особо и не пересекался.

Чжэ Янь вспомнил: кажется, владыка пару раз списал у Мо Юаня – просто потому что тот оказался ближе всех – и неожиданно на следующем экзамене разделил с Мо Юанем первое место.

Хотя об этом прямо не говорили, большинство считало, что это заслуга записей Мо Юаня, и какое-то время те были в школе нарасхват. Но в следующем месяце Мо Юань вдруг заболел и не пришел, так что никто не мог одолжить его записи, и Дун Хуа в том числе. Остальные еще могли кое-как подготовиться к грядущему экзамену по собственным заметкам, но вот Дун Хуа их никогда не делал, поэтому ему все равно пришлось искать, у кого бы списать. По совпадению Шао Вань, которая раньше давала ему свои записи, тоже заболела и не пришла, так что Дун Хуа переписал заметки у Бай Чжи – и в итоге снова занял первое место на экзамене.

Все быстро смекнули, да и сам Дун Хуа тоже понял, что, когда ему хватает ума не списывать у Шао Вань, он обычно сдает экзамены лучше всех.

Чжэ Янь припоминал, что в дальнейшем Дун Хуа в основном списывал только у троих – Мо Юаня, Бай Чжи и Се Мин. Поскольку ближе всех владыка сидел к Мо Юаню, именно его заметки переписывал чаще. Однако, кроме списывания, Дун Хуа, казалось, и правда не был с ним близок: пара фраз при передаче записей – вот и