Кровь песков - С. К. Грейсон

Я развёл взгляд — и увидел лишь разбросанные по песку тела да испуганных коней. Я зарычал — готов рубить дальше. Но никто не шёл. Инстинкт вопил крови, хором, что проснулся от магии в бою и требовал ещё.

Я спрыгнул, пошатнулся и упал на колени. Взгляд прояснился — на сабле алый блеск. Я методично вытирал лезвие о песок — отдавая пустыне взятые жизни.

Голоса спали с крика до шёпота — и вдруг, редко, — до тишины, пока песок пил мою дань. Все жизни клановцев принадлежат пустыне; она просит вернуть их себе. Я выдохнул — угроза бреда отступила.

Пустыня всегда орёт во мне — будто велит что-то сделать, найти, сломать. Она стихает ненадолго — лишь после боя. Я думаю: значит, я дал ей, что требовалось. Так учил лорд Аласдар. Он знает тайны пустыни больше других. Он научил меня держать силу. Я буду следовать.

Звон вернулся в тишину — колокольчик. Тот самый сокол. Он прыгал вокруг одного из павших — ждал, что тот подставит руку. Я поднялся и подошёл.

Синий пояс на талии, серебряная булавка со злобной гиеной — воин клана Тибел. Это он пытался жечь меня огненным кнутом. На шнуре у груди поблёскивал осколок кровавого стекла — оно усиливает дар, — вот откуда у него сила. Они вышли готовыми. Значит, клан Тибел ждал меня — и не желал говорить. Это было послание. Я отправлю своё.

Решительным взмахом я отделил голову от тела. Сокол взвизгнул и отпрыгнул, когда клинок вошёл в песок рядом. Но продолжал смотреть, склонив голову набок, пока я держал трофей за волосы — кровь капала на и без того пропитанный песок. Я понёс голову к коню, крутившемуся поблизости — потерянному без хозяина.

Сум у них не было — значит, лагерь клана недалеко. Они донесут мои слова. Их всадники пришли сказать: клан Тибел не торгуется. Возврат их голов скажет: Вайпер не уступает.

Когда я вернулся к пещере, где отдыхала Алза, она встретила у входа, тихо заржав. Я попытался оттеснить — не хочу, чтобы она грузила ногу, — но она ткнулась в мою одежду, принюхиваясь к крови, как будто проверяя — не моя ли. Я мягко отодвинул её и стащил с плеч мехи с водой. Это её успокоило: она тут же вцепилась в горлышко, пила шумно и долго, пока я держал. Я смотрел, как она стоит: вес на всех четырёх, не избегает больной ноги. Кожа вокруг прижжённых полос воспалена, вздута, но раны неглубокие — выдержит.

Раз лагерь Тибел близко — тянуть больше незачем. Я стал собирать наш малый стан: связал сумы, затоптал кострище. И тут звякнуло.

Я резко повернулся к входу, уронив ношу; руки сами нашли рукояти. На пороге стоял тот самый сокол. Подпрыгал ко мне — с любопытством. Я нахмурился.

Я видел, как он взмыл, когда я погнал коней туда, откуда они пришли — с резким шлепком по крупу, каждый — с головой бывшего хозяина. Думал, вернётся в стан — к тем, кто за ним ухаживает. Охотничий сокол на вес золота, особенно когда орyx редеют.

Но он подлетел ко мне. Я рефлекторно выставил руку — он сел без приглашения. Кожаные перчатки защитили от когтей. Я рассмотрел колокольчик на лапе и уже думал снять и отпустить. Птица перебралась выше по руке и коротко «кэкнула». Я выдохнул носом.

Слишком ручной, чтобы долго продержаться один. Видит во мне не угрозу, а спутника. Если всё равно полетит за мной — гнать не стану. А там, глядишь, и свежего мяса в дороге прибавится — если научусь с ним работать.

Пока я опустил руку к россыпи камней — повернул, чтобы он пересел. Он устроился, встряхнул перья и решил, что насест годится. Я дособирал вещи и прикрепил к Алзе. Потом вывел её, ведя за шею. Если лагерь Тибел близко — могу идти рядом, давая ей отдых.

Сокол подпорхнул — попытался сесть Алзе на шею. Она тряхнула головой и фыркнула — когти ей не нравились. Тогда он опустился мне на плечи — крючья пробили накидку и жилет. Я поморщился от веса и щипка.

Аккуратно снял его и посадил на тюк сверху на Алзе. Он устроился, пару раз встряхнулся — и остался. Так мы и двинулись — по следу, откуда пришли всадники клана Тибел.

Глава 8

КИРА

Назойливый, грызущий голод вытащил меня на поверхность — как обычно. Мысли отскочили в счёт: сколько у меня осталось полосок вяленого мяса орикса и можно ли позволить себе завтрак. Обычно я предпочитала сперва охотиться, а еду оставляла на самый зной, чтобы спрятаться в шалаше от солнца. Но сегодня — не тот день. Пустота под рёбрами была слишком остра, чтобы охотиться натощак. Я попыталась пошевелиться — и провалилась, будто меня держит мягкое ложе.

Я застыла. Подо мной было гораздо удобнее, чем мой нищий гнёздышко из украденных подушек и протёртых ковриков. Глаза распахнулись, треснувшие губы втянули воздух: надо мной был цельный каменный потолок.

— Жива! — провозгласил мужской голос.

Я повернула голову, щекой коснулась подушки — шёлковой, она не царапнула вечносгоревшую кожу лица.

В поле зрения стоял смуглокожий мужчина, улыбался во весь рот. Но его перекрыл силуэт прямо рядом — женщина опустилась на колени, склонила голову набок; глаза — строгие, но добрые. Я узнала её — ту, что подошла к нам с Дайти, когда…

Келвадан.

Вот где я. Я дёрнулась, пытаясь сесть; руки — слабые, как степная трава на ветру. Женщина помогла — уверенные ладони на плечах. От человеческого прикосновения я всё ещё вздрагивала.

— Ты в безопасности. Всё в порядке, — сказала она твёрдо, но почему-то успокаивающе. Наверное, дело было в том, что её уверенность не терпела возражений.

Я раскрыла рот, но язык ещё распухший, слова не желали складываться. Пока я сидела с приоткрытым ртом, я разглядывала её — ещё одни человеческие черты, которых я столько лет не видела рядом. Капюшон был откинут, череп выбрит; по коже шла одна жирная чёрная линия — от лба через макушку; на бледной коже она казалась ещё чёрнее. Её глаза сузились, оценивая меня в ответ; в их ледяной синеве не было злобы.

К низкой кушетке, на которой я лежала, подскочил другой