Все потерянные дочери - Паула Гальего

Боль и неловкость искажают его лицо.

У меня в горле встает ком. Вероятно, Леону не понравилось бы, что я так его называю. Он чувствовал себя Эмбером. Хотел умереть в его облике.

— Перед смертью он просил передать тебе, как сильно он сожалеет. — Арлан смотрит на меня долго и пристально, ожидая, жаждая большего. И только тогда я понимаю, что этого недостаточно, что у нас не было времени, что он не смог сказать мне всё, что подразумевало это извинение. — Когда придет время, я объясню тебе всё, и, может быть, даже тогда ты не поймешь, но… сейчас ты должен знать, что для него не было разницы между Эмбером и его личностью. Он свято верил, что не делает ничего плохого, потому что нас заставили быть такими, верить в это. Я заняла место твоей сестры без угрызений совести. Я смирилась с тем, что буду ею вечно. Он верил в то же самое насчет Эмбера… И он любил тебя по-настоящему.

Арлан моргает.

— Откуда ты знаешь?

— Потому что знаю. — Я грустно улыбаюсь. — Его последняя мысль перед смертью была о тебе.

Он просил меня не позволить ему увидеть его таким. Не знаю, имел ли он в виду раны или то тело, которое он тут же покинул, чтобы стать Эмбером в последний раз; но он думал об Арлане, о том, что сделал с ним, о том, что его смерть сделает с ним без прощания.

Арлан отворачивается и трет затылок. Губы сжаты в тонкую линию.

— В другой раз, через какое-то время, я попрошу тебя рассказать мне всё.

Я киваю. Этого достаточно, чтобы понять: сейчас он не готов.

Я понимаю. Это слишком.

Я протягиваю руку и ищу его ладонь, и от прикосновения Арлан резко вдыхает и выпаливает:

— Я поцеловал короля Нумы.

Я моргаю.

— Что?

— Когда Сирия пала, я поцеловал Девина, потому что немного потерял голову. — Он трет шею. — И я понял, что хотел рассказать об этом только тебе, — признается он.

— Девина… — повторяю я, связывая концы с концами. — Он что-то к тебе чувствует, верно?

Он слабо улыбается.

— Я думал так какое-то время, сразу после того как дезертировал и он принял меня при своем дворе. Он мне нравился, очень нравился… но потом он отослал меня… А в эти дни, с тех пор как мы снова встретились в Илуне и до битвы в Сирии… он меня сбивал с толку. — Он смотрит на меня так, словно только что осознал, что натворил, в полном ужасе. — Может быть, я всё это выдумал.

У меня вырывается улыбка.

— Не думаю, — честно отвечаю я. Это он. Это Арлан. Если он что-то заметил… значит, это было очень очевидно.

— Что ты будешь делать?

Он вскидывает брови, словно ему и в голову не приходило, что можно что-то сделать. — Кроме как избегать его всю оставшуюся жизнь?

Я прикрываю рот рукой, но не отступаю. Немного понижаю голос. — Как это было?

Вопрос окончательно его мучает, но он решается ответить.

— Лучше, чем я представлял, но момент был неподходящий. — Он немного морщится. Битва, предательство Эмбера, мое… Я могу понять это чувство.

— Может, тебе стоит перестать его избегать. Может, скоро момент будет более подходящим.

— Может быть. Он пришел с несколькими своими людьми. Будет сражаться завтра, несмотря на то, что советники настоятельно просили его остаться в лагере. Этот идиот храбр. — Он улыбается, а затем поднимает на меня глаза. — Тебе пора. Я тебя задержал.

Я понимаю, что он закончил. Сегодня он больше не может говорить, не может справляться со всем сразу.

— Идем. — Я делаю жест головой, приглашая следовать за мной.

— О нет. Я знаю, что тебя ждут.

Я слегка улыбаюсь, чтобы убедить его. — Просто… думаю, сейчас кое-что произойдет, и я хотела бы, чтобы ты был там.

Арлан удивлен, но доверяется мне без лишних вопросов.

Мы находим их вокруг столика, на котором алкоголя больше, чем следовало бы в преддверии войны; они смеются над какой-то дикостью, которую только что сказала Ева.

Думаю, она первая, кто, увидев меня, понимает, что я что-то задумала, но ждет, пока я заговорю сама.

Нирида удивлена, что мы появились вместе, но предлагает нам место рядом с собой. — Арлан, Одетт. Присоединитесь к нам?

Я качаю головой. — Хватит пить. Вы мне нужны трезвыми все. — Кириан хмурится. — Особенно ты.

— Что происходит? — Он немного приподнимается.

— Несколько дней назад мы обещали друг другу кое-что.

Кириан слегка хмурит лоб. — Да…

— На смотровой площадке башни, в Армире.

Он широко раскрывает глаза и наклоняется вперед, чтобы поставить бокал на стол. Ждет.

— Ты хочешь?.. — Сейчас? — Он улыбается.

Он улыбается во весь рот, так, как умеет улыбаться только он.

Я могла бы сказать ему, что боюсь того, что может случиться завтра, что боюсь, что мы никогда больше не будем все вместе, что боюсь потерять его или что он потеряет меня. Но вместо этого я цепляюсь за другой конец этой веревки — за надежду, за свет.

— Зачем ждать, если мы можем быть счастливы сейчас.

Кириан встает.

— О чем вы говорите? — спрашивает Нирида.

Арлан и Ева ждут в предвкушении. Кириан подходит ко мне, обнимает меня за плечи и смотрит на меня. Я буду хранить эту улыбку в памяти вечно.

— Мы поженимся, — говорит он им.

Глава 45

Одетт

Они много спорят о месте и форме, как только Аврора и Эдит становятся частью уравнения. В конце концов, к неудовольствию старшей из сестер и нашего командора, эксперта в военной пропаганде, мы не празднуем во дворце и не привлекаем армию.

Ева красит мне глаза, а Эдит вплетает цветы в часть моих волос и надевает мне на голову прекрасную корону, подаренную Агатой, элегантную и темную. Потом они спорят, какое платье мне надеть, так что мне приходится выбрать совершенно иное, не похожее ни на одно из предложенных, чтобы никого не обидеть.

Мы встречаемся в лесу.

Арлан ждет меня на опушке чащи, чтобы подать руку и вести в темноте; но вскоре мы обнаруживаем, что в этом нет нужды. Дорогу уже отмечают огни: маленькие и яркие, некоторые переливчатые, все прекрасные, устроившиеся на темных листьях папоротника, на девственном снегу, на корнях деревьев и на самых низких ветвях.

Я задерживаю дыхание. Кириан однажды сказал мне, что гауарги указывают путь заблудившимся путникам. Именно так я воспринимаю каждый шаг, который делаю к нему во тьме этой зимней ночи.

Когда я нахожу его, я чувствую, что пришла туда, куда должна