Верхняя земля для дроу - Людмила Вовченко

— Не отступаем и не наказываем себя за страх, — озвучила я вслух свой новый внутренний закон. — Бояться — нормально. Отступать — нет.

Риан коротко кивнул; Ардан улыбнулся так, будто держит в ладони горячий камень; Каэль сосредоточенно поправил ремни рюкзака. Под аркой ворот воздух стал прохладным; в носу защипало — это камень Подземья узнаёт своих.

В храм вошли вчетвером (Ардан остался у входа, как страж). Они — жрицы — двигались, как всегда, медленно, будто в воде. Центральный кристалл сиял молочным светом, и от него тянулся сладкий запах озона и трав. Тот самый взгляд — слишком пристальный — снова нашёл меня. Не та ли жрица, что в прошлый раз задержала глаза? Та. Её имя я услышала, когда она окликнула другую:

— Эйлин, подай книгу записей.

Эйлин. Запомнила.

Мы положили кристаллы на чёрный диск. Жрицы наполняли их размерно, ладонями, и в этот раз свет заходил глубже, оставляя в каждом камне ровное сердцебиение.

— Освящение ограды Верхней земли, — спокойно сказала я. — Дом живой, из Дага. Нам нужно, чтобы дорога к нему стала тропой, а не ловушкой.

— Слова верные, — Эйлин чуть наклонила голову. — Скажи вслух, кому эта тропа.

— Тем, кто умеет дышать, — ответила я. — И тем, кто учится.

Она положила ладонь мне на лоб. Кожа обожглась холодком — как если приложить к виску гладкий камень.

— Дорога помнит имя того, кто её зовёт, — произнесла жрица. — Назови свой дом.

— Дом Ланы, — сказала я. — Дом, где «мы» громче «я». Дом, где «нет» не страшнее «да».

Кристалл в центре на миг вспыхнул ярче. Жрицы обменялись быстрым взглядом. В руке Эйлин блеснула тонкая игла из «немолчащего» серебра; она чиркнула ей по моему кулону, и на поверхности легла невидимая глазу метка — крохотная дуга, как улыбка.

— Это не печать подчинения, — предупредила она. — Это узор привязки: тропа будет слышать тебя дальше, чем обычно слышат наверху.

— А пророчество? — спросила я слишком прямо, хотя обещала себе не вываливать всё сразу. — Оно здесь. Я чувствую. И вы — чувствуете.

Жрица улыбнулась так, как улыбаются те, кто знает больше, чем может сказать.

— Слова любят время, — произнесла она. — Сегодня — дорога. Завтра — имя. Потом — огонь. Придёшь — услышишь.

Смысл — как зеркало в полутьме: кажется, видишь отражение, но подойдёшь ближе — окажется глубиной. Я не настаивала. Иногда «потом» — лучший ответ.

Пока мы ждали окончания зарядки, я отдала в храм на хранение копии наших контрактов. Жрица-писарь с серьёзной родинкой у губ проверила формулировки.

— «Права и обязанности сторон… право на отказ… доля урожая… жильё… право голоса в общих спорах…» — она подняла на меня глаза. — Вам скажут, что вы пишете ересь. Но это — письмо о равных.

— Я пишу, как дышу, — ответила я. — По-другому — уже нет.

Мы вышли под каменную арку с тяжёлой тишиной за спиной и светом, который хлынул на плечи, как вода.

— Твоя жрица тебя запомнила, — тихо сказал Риан.

— Я и её, — улыбаюсь. — У нас теперь «долгий разговор».

Иллена шла рядом — задумчивая, но спокойная. Каэль шагал левее — как в ранцах, где всегда находился мой фокус.

— Дом услышит наш голос дальше, — сказал он. — Значит, дорога будет короче.

— И громче, — буркнул Ардан, встречая нас у ворот. — На дороге уже нюхают чужие.

«Контракты, свидетели и первый „нет“»

Зеркала Мирэллы мы приклеивали молча — под балки, к стойкам ограды, на внутренние дверцы кладовой. Дом отвечал коротким вибрированием: «есть». Вода в источнике звякнула — не звук, а ощущение, будто в глубине упало серебряное кольцо и сразу растаяло.

К обеду пришли наши первые «контрактники»: лечец Эрин и братья Нэр с Нораном. За ними, неожиданно легко, — невысокая женщина-дроу с медной косой и спокойным лицом. Поверх плаща — кожаный фартук, в руках — сумка с инструментами.

— Мастерица Тамар, — представилась она. — Строю двери. Те, через которые выбирают сами.

Я не удержалась от улыбки — мир любит точные совпадения.

Свидетелями выступили Иллена и… сфинкс. Я настояла — «вне системы» должен смотреть «вне системы». Он обиделся понарошку, но хвост-кисть вёл записи на дощечке, царапая когтем строгие значки.

Контракты зачитали вслух. Я говорила ровно, без проповеднического пафоса — это соглашение, не молитва. «Срок — год, с правом продления по обоюдной воле. Жильё — предоставляется. Ошейники — подлежат снятию на Верхней земле. Доля урожая — … » — Тамар попросила пункт о личной собственности: «Если ремесленник делает вещь — она его, пока не продаст». Вписали.

— Подписать? — спросила я.

— Да, — ответили трое. Эрин впервые улыбнулся широко — как человек, который нашёл ровную тропу после долгого хождения по сырой щебёнке.

И в этот момент появился первый «нет».

Юноша лет на пять моложе Каэля — хрупкий, с пружинистыми движениями музыканта. На шее — тонкая цепочка, к которой крепится… не ошейник, а что-то вроде бляшки, лёгкой, игрушечной — издёвка. За ним — женщина с жемчужной нитью на запястье. Из тех, кто любит иметь «тонкие поводы».

— Хочу посмотреть, — сказал юноша тихо. — Что у вас за «контракты».

— Хочу убедиться, — сказала она громко. — Что вас не обманывают.

Я смотрела только на него.

— Ты можешь сказать «нет», — произнесла я просто.

Он кивнул — слишком быстро, как те, кто всю жизнь кивает. И в этом «да» было много не «его».

— Я вернусь, — сказал юноша, — когда смогу выбрать сам.

Он развернулся. Женщина не удержала улыбки.

— Одного «нет» достаточно, чтобы система зазвенела трещинами, — заметила Иллена, когда они ушли. — Слышишь?

Слышала. В доме Даг отозвался неслышный ток — ровный и долгий.

Мы подписали первые три договора. Сняли ошейники. Вода в колодце засветилась холодным огнём. Феникс спикировал, оставил на перилах горсть золотистых перьев — «на счастье и на чай» (феликус уже заваривал).

Под вечер пришла Тамар со своими дверями. Дверьми они назывались условно — гладкие панели с врезанными в древесину узорами-решётками. В середине — крошечные гнёзда под зелёные кристаллы. Она врезала их в