Наперегонки с ветром. Буря - Лера Виннер

Интересно, что такого он уже успел обнаружить в этом банке и насколько серьёзные дела проводились через него, если новый владелец так сильно всем понадобился? Настолько, чтобы закатывать подобные приёмы в его честь.

Остаток вечера не принес ничего, кроме усталости и противной ломоты в висках.

Через пару часов, когда убраться из дома мэра наконец стало прилично, Кайл молча перехватил меня после очередного утомительного разговора с очередной разряженой девицей и положил мою руку себе на локоть, предлагая уйти.

Он выглядел чуть утомленным, но совершенно спокойным — как и не было ничего.

Попрощавшись со своей случайной собеседницей, имени которой даже не запомнила, я так же молча последовала за ним к выходу.

Готтингсы и правда жили недалеко от нас, и можно было прогуляться пешком, но я отдала предпочтение экипажу. В нём можно было так же молча смотреть в окно, любуясь ночным городом, а не изображать всеобъемлющее семейное счастье.

Кайл по пути занимался тем же самым, и у тому моменту, когда мы очутились у своего дома, мне уже почти не приходилось делать над собой усилие, чтобы дышать в его присутствии ровнее.

Злость была неоправдана.

Более того, именно её он от меня и ожидал — хотел послушать, как именно я стану выражать своё недовольство произошедшим в галерее.

Решив хотя бы из упрямства просто промолчать, я равнодушно смотрела на то, как Кайл поворачивает ключ в замке.

Уже такой естественный, почти привычный жест.

Так много раз это было — бесчисленное количество дверей и ключей. Веселы мы были или в ссоре, торопились или шли не спеша, даже когда возвращались слегка навеселе. Мне всегда нравилось смотреть, как он открывает эти двери. В этом мерещилось нечто особенное, только наше.

Быть может, иллюзия дома, которого у нас Никогда не было и о котором я в самом деле ни дня не мечтала. Но мне было приятно, когда это делал он. Стоя рядом или принимаются к его спине от нетерпения, я просто наслаждалась тем, что могла позволить себе считать его главным. Хотя и задумалась об этом впервые только сейчас.

Пройдя через тёмный и гулкий, как будто совсем пустой холл, Кайл зажег свечи и скинул сюртук, небрежно повесил его прямо на перила.

Я же заперла двери, проверила, насколько надёжно задвинут засов.

Этот дом вызывал странное ощущение. Казалось, что как ни запирайся, какую защиту на него не поставь, для желающих проникнуть в него всё равно останется лазейка, похожая на распахнутое окно.

Именно над защитой мне и предстояло подумать утром.

Кайл по-прежнему стоял у стены между столиком, на котором горели свечи, и лестницей и молча чего-то ждал.

Предлагал мне решить, как именно мы закончим этот вечер.

Вероятно, он тоже не отказался бы от небольшого, но знатно разгоняющего кровь и бодрящего скандала, — просто потому что устал от приторной любезности не меньше моего, — но ссориться с ним мне не хотелось.

Всё так же в молчании, даже не пожелав спокойной ночи, я попыталась пройти мимо, но он перехватил меня за локоть, — небольно, но достаточно крепко, чтобы потянуть обратно.

На таком расстоянии можно было смотреть только прямо в лицо. Поймать дыхание и вдохнуть в унисон, не отпуская взгляда.

Слишком тёмного.

Кайл продолжал молчать, но смотрел так, словно следующее моё действие что-то решало — почти равнодушно, но ощущения в такие моменты никогда меня не обманывали.

Отпустив мою руку, он больше не прикасался, но я продолжала стоять, чуть запрокинув голову, и ставшие вдруг такими тёплыми камни в ушах, задели шею.

Вперёд или назад — отделаться забавной неоднозначностью уже не удастся.

Трусливо радуясь тому, что от трёх свечей света много меньше, чем он пылающего камина, я опустилась на колени достаточно медленно, чтобы он мог остановить словом или жестом.

Вместо этого он сделал почти незаметное движение, откидываясь спиной на стену и продолжая прожигать взглядом.

Когда я, закончив с поясом, вытащила из петли первую пуговицу на белье, молчание вдруг стало тяжёлым, иссушающим.

Всё было… Не так.

Не совсем так, как нам обоим хотелось.

Однако Кайл молчал и даже не прикасался.

Нечистый бы его побрал, не хотел испортить причёску.

От этой мысли стало почти что смешно, хотя весёлого было мало.

Никаких затяжных игр до рассвета.

Всё просто должно было остаться так же, как было среди чужих людей в чужом доме.

Или пытался таким изощрённым способом припомнить мне прошлый раз, когда я не слишком вежливо просила его помолчать и лишний раз меня не трогать.

Свечи затрещали как по заказу — в тот момент, когда я прикрыла глаза, в первый раз проводя по его плоти губами.

А деревне было проще — я была уверена, что мы делаем это в последний раз, и наплевать было, как именно он это увидит и о чем подумает.

Сейчас же застывшее было время сорвалось, пошло немыслимо быстро. Моя рука лежала на его бедре, и я почувствовала, как Кайл застыл — как если бы ждал от меня подвоха.

Устроить его, конечно, следовало бы — не менее безобразный чем тот, что преподнёс мне он сам немногим ранее.

Но не хотелось.

Точно так же, как ссориться с ним, подбирать достойные ответы и всё равно чувствовать себя проигравшей хотя бы потому, что где-то в глубине души мне это нравилось.

Почти так же, как нравилось отслеживать его дыхание в процессе, дожидаться момента, когда оно совсем немного, но сорвется, потому что каждый такой раз был на вес золота.

Я опустила голову ниже, стараясь пропустить его глубже — отчаянно неуклюже, как сегодня выяснилось.

Такая дурацкая, в сущности, ирония, — попасться на подобной малости…

Кончики пальцев Кайла невесомо прошлись по моему виску, обвели мочку уха.

Камень качнулся, а я отстранилась, напоследок проведя по чувствительной тонкой коже кончиком языка.

Смотреть на него вот так, снизу вверх, мне доставляло удовольствие тоже. Настолько острое, что под сердцем всякий раз начинало тянуть щекочущей прохладой и становилось страшно, что он заметит.

Сейчас его глаза остались скрыты в тени, а губы были плотно сжаты.

Он тоже это улавливал.

Не то.

Не так.

Я медленно и тяжело сглотнула, не в силах отвести взгляд.

— Давай сам.

Свой голос я почти не узнала.

Кайл так и не ответил,