Отрада - Виктория Богачева

Дядька раз в седмицу в гости захаживал, справлялся, мол, сладко ли сестричне его живется, всего ли в достатке, не обижает ли ее родня. Избу хвалил да невестку. Мол, вон как светло в доме стало да тепло, да уютно, когда Лучка по хозяйству хлопотать принялась. И скалился, что и Отрада могла бы хозяйкой в избе в своем праве стать – коли б пошла за его сына молодшего. А когда она хмыкала, то Избор ее бил.

Но чем пуще расходился вуй, чем сильнее на нее замахивался, тем крепче она помнила единственный материнский наказ. Потому всякий раз отказом отвечала, хоть и чуяла, что еще немного, и ее силой оженят.

Четыре седмицы вытерпела упрямая Отрада.

А потом решила утопиться.

Ясной лунной ночью выскользнула она из клети. Бесшумно прошла босыми ногами по двору и вышла за покосившийся забор. На избу она зареклась оглядываться, и потому пошла сразу прямо, к лесной опушке, а дальше по узеньким тропинкам спустилась к реке. Она ежилась от ночной прохлады: вышла-то она в одной рубахе да поневе, не стала уж одежу никакую брать.

Ночной темный лес скрипел и кряхтел, словно живое существо, и Отрада отчаянно, до дрожи боялась. Сжимала свою лунницу и упрямо пробиралась вперед. Ветки, будто нарочно, трепали ее волосы, задевали косу. Стегали по лицу да цеплялись за поневу, и ей приходилось останавливаться, бережно отводить их в сторону и лишь после продолжать свой путь.

Ей казалось, что кто-то преследовал ее, шагал за ней след в след. Порой она даже ощущала на шее чье-то холодное дыхание. Отрада оборачивалась, но никого позади себя не видела.

Потому к реке она спустилась уже изрядно измученная и запыхавшаяся, с растрепанной косой и дрожащими не то от страха, не то от холода губами. Круглобокая, полная луна заливала берег своим холодным, серебристым светом. С тихим плеском бились друг о друга волны, гонимые течением.

И ее так унесет куда-нибудь вперед, подальше отсюда.

Отрада зажмурилась и, подобрав подол поневы, сделала шаг вперед. Поросль молодой травы щекотала босые ноги. Она знала, что обрыв был уже недалеко. Река в этом месте сразу была глубокой, она шагнет и уйдет под воду с головой. Даже почувствовать ничего не успеет...

Шумно втянув носом воздух, Отрада стиснула в кулаках подол поневы и приготовилась окунуться в ледяную воду, когда со стороны леса раздался знакомый голос.

— Ты что творишь, девка?!

Она вздрогнула и покачнулась, едва не оступившись, и невольно шагнула назад, отходя подальше от обрыва. Бросив на тропинке кузовок с травами, к ней спешила знахарка. Всхлипнув, Отрада обхватила себя за плечи и отвернулась. Еще раз поглядела на реку и тоскливо вздохнула.

— Ты что это удумала?! – запыхавшаяся знахарка подбежала к ней и цепко схватила за локти, придвинув к себе. – Что натворить собиралась?

— Ничего, — Отрада цыкнула от досады и спрятала лицо. Ей было стыдно. – Гуляла я.

— Ты эти басни детям малым сказывай, а не мне, — Верея окинула ее взглядом не менее цепким, чем хватка худых пальцев. – И как додумалась токмо! Жизни себя лишить! Совсем ты, девка, ум растеряла!

Знахарка все бушевала, не успокаиваясь, но Отрада слушала ее вполуха. Она так устала. Остатки сил и решимости потратила на то, чтобы добраться до берега, и уже не могла ни о чем переживать. Наверное, коли б сам суровый Перун нынче ей явился, она бы и бровью не повела – до того была измотана душа, истерзанная переживаниями и тревогами.

— Чего молчишь? – Верея приподняла пальцами ее подбородок и заставила поглядеть себе в глаза.

Видно, увиденное ей не понравилось, потому как знахарка цокнула несколько раз языком и покачала головой.

— С чего топиться вздумала?

Отрада тоскливо вздохнула. Она переступила с ноги на ногу, чувствуя, как земля холодит босые ноги. От стылого ночного воздуха по ее рукам и шее рассыпались муравьи.

— Вуй Избор меня со свету сживет, коли за его сынка не пойду. А я не пойду! – она вскинулась, и растрепанная толстая косища упала ей на плечо.

Отрада тотчас за нее ухватилась, принялась теребить кончик, а внимательный взгляд знахарки уцепился за бечевку, которой была перевязана коса.

При Любава не помнила она, чтобы дочка ее косу бечевкой обвязывала. Все ленты заплетала.

— А к старосте ходила? – спросила она так, словно уже знала ответ.

Отрада кивнула без улыбки.

— Ходила. В ноги ему упала... – прошептала она бледными, бескровными губами и обняла себя за плечи. – А он велел вую во всем подчиняться.

— Немудрено, — с какой-то желчной злостью ухмыльнулась знахарка. – Вот что, — Верея ласково посмотрела на нахохлившуюся, встрепанную девку. – Идем ко мне. Утро вечера мудренее. Утопиться ты всегда поспеешь.

— Смеешься надо мной, госпожа, — Отрада поглядела на протянутую руку. – Все едино, утром али вечером... я отрезанный ломоть, тут уж вуй Избор прав.

— Ой, девонька, нашла, кого слушать, — Верея подмигнула ей с лихостью, которую не сразу в знахарке заподозришь, а потом шагнула вперед и крепко стиснула за правое запястье.

Устав противиться, Отрада послушно побрела следом за знахаркой. Уж в одном та была права: утопиться она всегда поспеет!

17.

До опушки леса, на краю которой жила Верея, она дошла, словно во сне. В избе даже не огляделась толком и прошла на лавку, на которую указала знахарка. Глаза налились тяжестью, и, едва голова коснулась подушки, Отрада тотчас заснула. Верея укрыла ее своим теплым плащом уже спящую и долго стояла подле лавки, наблюдала за ее тревожным, беспокойным сном. Отведя в сторону выбившиеся из косы пряди, поглядела на синяк на скуле и покачала головой.

Поутру Отрада по привычке подорвалась еще до зари. Сперва долго вертела по сторонам головой, не уразумев, где находиться. Вроде и спала на лавке, а не на соломе, и в горнице, а не в клети. Еще и укрывалась плащом! Хоть и старым, но добротно, ладно скроенным и очень теплым.

Сонно заморгав, Отрада посмотрела на увешанные травами веревки да устланный кореньями стол, и сразу же вспомнила. И подпрыгнула там, где сидела. Ночью знахарка увела от ее реки и оставила переночевать у себя.

Судя по тишине, госпожа Верея еще