Дело смерти - Карина Халле

Хватаюсь за ручку.

Тяну ее.

Смотрю в бездну, в черную пустоту, где есть только смерть и бесконечность. В душе никого нет, и я боюсь, что нигде больше никого живого не осталось. Есть только я и эта бесконечная тьма, поглощающая меня целиком. Это дом пожирает меня заживо.

Скрип.

Позади меня.

Я резко оборачиваюсь и вижу, как дверь моей комнаты в конце коридора закрывается.

Что за чертовщина?

Бегу по коридору к своей двери, хватаюсь за ручку.

Она не поворачивается. Я не могу открыть. Трясу снова и снова, но она не поддается.

Я оставила ключ в замке с другой стороны, и теперь кто-то там не пускает меня.

Черт, теперь я даже не хочу туда заходить.

«Посмотри в замочную скважину», — думаю я.

Но я боюсь представить, как наклоняюсь и смотрю в отверстие, а оттуда на меня смотрит белый глаз того волка.

Я отступаю. Могу попросить помощи у Лорен или Рава, но что они сделают? Мне нужно найти Дэвида Чена и взять запасной ключ.

Решаю поговорить с Эверли. Она говорила, что можно прийти к ней даже посреди ночи.

Я быстро спускаюсь по лестнице и выхожу в ночь.

Туман густой, скрывает луну. Я торопливо иду по настилу, стараясь не поскользнуться на влажных досках, ведь я в тапочках. Кутаюсь в халат, холодный влажный воздух кусает кожу. Все вокруг в темноте, только кое-где горят фонари. Вода гладкая и темная, как обсидиановое стекло.

Подхожу к домику Эверли и останавливаюсь у двери. Не хочу ее будить, особенно после того, как она уже имела дело со мной вчера, но выбора нет.

Стучу быстро, пальцы болят от холода. Боже, сейчас же май. Здесь должно быть тепло. Почему так холодно?

В окнах мелькает луч фонарика, затем дверь открывается. На пороге стоит Эверли с фонариком в руке, в шелковой пижаме, маска для сна сдвинута на лоб.

— Сидни. Что случилось? Ты в порядке?

Она выходит и тянется к моей голове, ощупывая ее, будто я снова ударилась.

— Кто-то в моей комнате, — говорю я. — Я слышала кого-то за дверью. Пошла проверить в коридоре, но, наверное, это была ловушка или что-то такое. Они зашли в мою комнату и заперли дверь. Я не могу войти, а ключ там.

Она хмурится.

— Кто-то разыгрывает тебя?

«Надеюсь, это просто розыгрыш», — думаю я.

— Один из тех «плохих яблок», о которых ты говорила? — Я смотрю на фонарик. — Электричества нигде нет?

— Генератор отключился, — говорит она. — На пару часов.

— Почему?

— Техническое обслуживание, — говорит она, беря меня за руку. — Ты, должно быть, замерзла. Заходи, я зажгу свечи.

Она заводит меня внутрь, закрывает дверь и ведет через темную комнату к дивану, накрывая мне ноги одеялом.

— Согрейся и подожди здесь. Я разбужу Дэвида и возьму запасной ключ, потом мы все вместе пойдем.

Она подходит к свече на кофейном столике, берет спички и зажигает ее. Затем надевает пальто и угги.

— Скоро вернусь.

Она уходит, луч фонарика мелькает между деревьями за окном, прежде чем исчезнуть.

Я осматриваю гостиную Эверли. Здесь, по крайней мере, намного теплее, чем в главном корпусе. В мерцающем свете свечей, наполняющем воздух ароматом апельсинов и гвоздики (прямо как на Рождество), я различаю современную мебель и изысканные картины на стенах. Может, домик и небольшой, как остальные, но я не сомневаюсь — все здесь стоит тысячи долларов.

— Привет.

Я подпрыгиваю на месте и вскрикиваю.

В комнату входит мужчина, кутаясь в фланелевый халат.

Не просто мужчина — Майкл Петерсон, муж Эверли. Требуется мгновение, чтобы узнать его. Я не видела его с самого первого дня.

— Прошу прощения, я не знал, что у нас гости, — говорит он монотонным голосом. — Где Эверли?

— Мою комнату заперли. Она пошла за Дэвидом, — протягиваю руку. — Я Сидни.

— Сидни, — произносит он медленно, словно смакуя слово, хотя его глаза, как всегда, холодные, а выступающие брови отбрасывают глубокие тени. Он подходит ко мне и встает прямо напротив, возвышаясь надо мной. — Да, я помню, Эверли рассказывала о тебе.

Он не пожимает мою руку.

Я неловко убираю ее, чувствуя, как горят щеки.

— Надеюсь, говорила хорошее.

— О да, только хорошее. — Он садится в кожаное кресло напротив меня. — Расскажи, Сидни, как дела?

— Если не считать того, что пришлось потревожить доктора Джонстон посреди ночи, а заодно и ее мужа, потому что заперли мою комнату? Все прекрасно.

— О, не беспокойся из-за меня, — говорит он. — Я редко сплю. Мозг, знаете ли, — он постукивает себя по виску, — он не умолкает.

— Понимаю.

Он слегка улыбается, но от этой улыбки мне становится не по себе. Он наклоняется вперед, опираясь на локти, и просто смотрит на меня. Ничего не говорит, просто смотрит.

А я… ну, я из тех, кто всегда найдет, что сказать в тишине.

— У вас здесь очень красиво, — говорю я, оглядываясь по сторонам, хотя особо ни на что не смотрю. Он все еще таращится, и это начинает нервировать. Когда же вернется Эверли?

— Как долго вы здесь живете? — спрашиваю я просто чтобы что-то сказать. — У вас есть где-то еще обычный дом? Наверняка есть.

Он откидывается в кресле, приподняв бровь.

— Я бываю здесь не так часто, как моя жена. Приезжаю, когда есть важная работа. В остальное время меня можно найти в Кармеле. Кармел У Моря. Бывала там?

— Нет, — отвечаю я.

— Но ты же родом из Северной Калифорнии. Это меня удивляет.

Он знает, откуда я? Наверное, Эверли рассказала.

— Кармел — богатый район. А я выросла в бедности, — говорю я прямо, просто чтобы посмотреть, как он отреагирует.

Но он даже не шелохнулся.

— Вот как? Какая трагедия.

Я неловко пожимаю плечами.

— Все было не так плохо. У меня была замечательная бабушка.

— А твой отец погиб в море, — вздыхает он.

Мои мышцы напрягаются. Я бросаю на него резкий взгляд.

— Откуда знаете?

— Я знаю все о каждом студенте. — Он натянуто улыбается. — В моей голове столько информации, что иногда я путаю, кто есть кто за все эти годы. Но да, Сидни Деник, я знаю все о тебе. Столько ужасных потерь. Ты, наверное, удивляешься, почему смерть так привязана к тебе.

Ладно, теперь мне точно нужно, чтобы Эверли вернулась.

— Я просто списываю это на чертову неудачу, — говорю я с резкими нотками в голосе, предупреждая его прекратить.

Он усмехается. Звук пустой.

— Понимаю. Да. Невезение. С этим я согласен. Ты — женщина с неудачной судьбой. И все же ты — чудо. Ты здесь. Ты одна из немногих, кто может увидеть