Кроличья ферма попаданки - Дия Семина
— Женщина! Не зли меня, возьми еду! Сама можешь не есть, раз такая гордая, а это для девочки!
— А то что? Сначала псами хозяйство изничтожил, потом подачки, это чтобы я в полицию не пожаловалась?
Он лишь хмыкнул: где я и где полиция. Кажется, я одна не понимаю комичности и одновременно ужаса своего положения.
— Я ещё не придумал, но что-то точно будет! Ты же на работы приходила устраиваться и сбежала. Или работать лень, а на паперти стоять в самый раз? — он вдруг повысил голос, псы взвыли и отбежали.
Смотрите какой, праведник, морали меня учить вздумал!
Эх, знать бы, что произошло в нашу первую встречу, и в последующую, но явно ничего хорошего.
— Видать, условия работы не самые подходящие оказались! Всё, уезжайте, надоело. Завтра ко мне с помощью приедут из деревни, от ваших подачек я откажусь. Ненавижу быть должной, особенно таким, как вы.
Он вдруг очень лихо спрыгнул с коня и подошёл, не обращая внимания на кочергу, какой я уже фактически замахнулась на него и замерла. Бежать поздно, да и некуда.
— Готова ударить?
— И не раз!
— Я в первую нашу встречу повёл себя очень некрасиво, признаю, но ты могла сказать, что ситуация плачевная. К чему гордыня? Ты больше не госпожа, ты одна из нас.
— Секундочку, что значит некрасиво, и что значит одна из вас? Это что ты мне такое предложил в нашу первую встречу? Ах ты! Сутенёр проклятый.
Праведный гнев, еда в животе и кочерга вдруг сделали со мной то, чего он явно не ожидал, разбудили дикую кошку. Адреналин затуманил разум, и я со всей дури взмахнула кочергой, да так, что листья полетели от куста, какой попал под руку.
Псы залаяли, мужик отскочил, а я потратила последние силы и теперь, как старуха, встала, опершись на единственное оружие кочергу, как на клюку.
— Ненормальная, я тебе всего-то предложил…
— Что постель? Убирайся…
— Содержание.
Он вдруг покраснел. Да боже мой, совесть где-то нашлась? Содержатель чёртов.
— Уезжайте подобру-поздорову, не злите меня.
— Ты всё не так поняла!
— Я поняла так, как оно есть, видимо. Сначала деньги, потом постель, а потом снова сослать и выкинуть, как ненужную вещь! С меня хватит!
— Я дам тебе неделю, ну, может, две, если не справишься, заберу силой! Поняла! Не позволю, чтобы на земле, где я управляю, ребёнок от голода умирал из-за гордыни матери.
— Это не гордость, а честность, я не подстилка.
— Ты себя в зеркало-то видела? Подстилка, тоже мне нашлась, тебя год откармливать надо, чтобы захотелось спать рядом и о кости твои не колоться, а уж про всё остальное, с таким характером и вовсе не встанет на тебя ничего. И что только время теряю! Держи, это для ребёнка, подстилка, тьфу, слово-то какое! Скоро вернусь!
Мой рот открылся, глаза округлились, а с губ сорвалась очень неприличная фраза: «Каков подлец, это надо как вывернул, сам клинья подбивал, предложил чёрт знает что, а теперь я же ещё и крайняя!»
Незнакомец воткнул в траву корзину, да так резко, что бутыль с молоком звякнула, развернулся и уже с седла крикнул:
— Через пару недель всё равно моя будешь.
— Не дождёшься, я замужняя, замужем за козлом, так что, ищите себе другую содержанку. А если в следующий раз увижу на своей земле ваших псов, то кочергой!
Взяла корзину и пошла в дом.
Управляющий что-то непристойное выкрикнул псам, чтобы под копытами не крутились и умчался.
— Эй! Смотрите, добрый дядя нам еду привёз из дворца! Надо же, какие заботливые, оказывается, здесь мужчины! — довольная своей маленькой победой, вхожу в дом и вдруг встречаю странную агрессию в свой адрес.
— Не подходи, ведьма! Не Алёна ты! Ведьма! Но надо как, а! Этого мужика вся округа биться до заикания, а ты не иначе околдовала его! Не подходи.
Не обращая внимания на вопли старухи, ставлю на лавочку корзину и выгружаю на стол её содержимое.
— Ведьма, не ведьма, а еду добыла. Отличная, между прочим, еда. И грудинка копчёная, и мука, и пшено, и некоторые овощи, и хлебные лепёшки, и даже сыр. А вот и бутыль с молоком, хорошо не разбилась, когда упала. Кажется, у нас сегодня пир. Но сразу много есть нельзя, плохо будет.
Голод и любопытство взяло верх над няней, и она не стерпела, подползла ближе, улыбнулась и проворчала: «От ведьмы в хозяйстве проку больше, чем от кисейной барышни, режь мясцо, режь!»
— То-то же! Напомни-ка, ведьме, как тебя зовут.
— Ганна, точно ты ведьма, — старуха покосилась на малышку, потом на кусок мяса, что я начала отрезать и решила, что лучше с «ведьмой» и с едой, чем с настоящей Алёной, гордой, но голодной.
«Сражение» меня изрядно обессилило, но я прекрасно знаю таких хамоватых мужиков, им нельзя показывать слабину. «Моей будешь!» – вспомнила, закатила глаза, мол знаем мы вашего брата, вот ты где у меня будешь, через две недели. Забывшись, сама себе показала фигу и ухмыльнулась, что и говорить, приятная, лёгкая победа.
Ещё тёплая вода из чайника разлита по кружкам, мясо нарезано тонкими пластинками, хлеб, сыр, всего понемногу, мы молча жуём, пока Ганна не решилась на откровенность.
— А я уж думала, что ты пойдёшь в полюбовницы к этому…
— А чем он плох? Женат? Вроде ничего так мужчина, крепкий, не писаный красавец, но и не урод, вполне красивый, и даже опрятный, что у такого рода мужиков – редкостная редкость. Дурной?
— Про жену или семью не знаю, но говорят злющий, как чёрт, ой, не за столом будет помянуто. У графа дюже дорогие розы, уж такие красивые, вот этот пёс и охраняет сад-то графский, как зеницу ока.
— А ты, Ганна, откуда всё это про сад знаешь?
— Так, мы ходили наниматься, он тебя и заприметил, сказал, что для тебя одна должность – его постель греть, ну, может, и не так сказал, но ты же злющая выскочила и что-то прошипела, что к ним более ни ногой, я уж думала он тебя того.
Я не выдержала и рассмеялась. Вот обломала мужику хотелку. Если б в первый же раз он это самое «того» получил, то не примчался бы.
— А