Последние стражи - Ольга Олеговна Пашнина
Хелен оставляет меня наверху. Она в шоке, ей явно не помешает что-нибудь выпить. Но я не решаюсь влезть с советами к женщине, у которой вернулась из мертвых падчерица. Интересно, как они это объяснят? Ошибка опознания? Сестра-близнец?
Больше всего на свете мне хочется лечь в постель и свернуться клубочком. Проспать целую тысячу лет, пока проклятые синие глаза не забудутся. Перестанут мерещиться, едва я оказываюсь в темноте.
Так странно снова оказаться здесь. Снова услышать «Аида» из уст Хелен. Странно, но теперь мне не нравится это имя, оно словно… чужое. Словно меня звали иначе, просто я это вдруг забыла. А теперь пытаюсь примерить чужую жизнь, стоя посреди чужой комнаты. Наверное, те месяцы во тьме сделали меня безумной. И теперь я никак не могу смириться со светом.
Здесь много милых вещиц и пыли.
Поношенные, изрезанные лезвиями, коньки в углу. Мудборд с распечатками, фото и открытками из разных городов. Целая коллекция открыток с автографами известных фигуристок. Их имена я знаю, в отличие от своего: Каори Сакамото, Евгения Медведева, Шома Уно, Александра Трусова, Каролина Костнер. На некоторых фото есть я – маленькая счастливая девчушка в дурацких платьицах. Моя первая жизнь.
– Аида? Детка, тебе нужно спуститься. Приехал детектив Гаррисон, он хочет с тобой побеседовать.
Я с трудом заставляю себя подняться. Впереди много долгих мучительных часов. Не так-то просто вернуться из мертвых.
За окном я вижу какое-то движение. Ворон, опустившись на откос, внимательно наблюдает, как я осторожно подхожу к окну. Я уже видела его. Это, конечно, игры воображения, но я помню этого ворона, унесшего мою последнюю память о маме – серебряное перышко на длинной цепочке.
Единственное, что держало Там.
Я вздрагиваю, когда ворон, взмахнув крыльями, срывается с места. Хмурюсь, пытаясь поймать ускользнувшую мысль. Растерянно смотрю на кулон в руке и расслабляю пальцы. Цепочка утекает сквозь них, теряется в высоком ворсе ковра.
Мне почему-то страшно от этой картины, но я… не знаю, откуда этот страх берется.
– Аида! Спускайся, пожалуйста, детектив не может ждать.
Я подхожу к столу, на котором валяется открытый блокнот. Онемевшими пальцами беру его в руки и читаю явно свежую – от прикосновения чернила смазываются – надпись.
«Ты – Аида Даркблум, родилась 28 ноября 2004 года. Твоя мачеха и опекун – Хелен Даркблум. Твоя настоящая мать, Вероника Даркблум, умерла, когда ты была ребенком.
Твой отец – Виктор Даркблум.
НЕ ВЕРЬ ЕМУ!
ОН – УБИЙЦА!
ЕСЛИ ОН ПОЯВИТСЯ В ТВОЕЙ ЖИЗНИ… ПРОСТО БЕГИ!»
Врач позже скажет, это пройдет. А мне кажется, меня просто стерли. Оставив пустую оболочку с чужим именем.
Аида.
* * *
До дома я добралась уже затемно. Выйдя из машины, постояла немного, задрав голову и рассматривая звезды. Лето выдалось ужасно дождливое, так что чистое небо, усыпанное блестящими крапинками, – редкое и оттого ужасно ценное явление. Если бы Хелен не ждала к ужину, я бы, может, поехала к озеру. Лежала на капоте, слушала музыку и смотрела в небо. Пожалуй, такое времяпрепровождение можно было назвать моим хобби.
Звезды прекрасны. Звезды – то, чего особенно не хватает во тьме.
Вскоре я порадовалась, что не поехала к озеру: несмотря на теплую погоду, ветер пробирал до костей. Плотнее запахнув куртку, я поспешила к дому. Взбежала по лестнице и замерла: дверь была приоткрыта.
Включились рефлексы, вбитые потом и болью в академии. Я вытащила из кобуры пистолет и, стараясь производить как можно меньше шума, вошла.
В этом доме я знала каждую скрипящую доску, но все равно мысленно молилась, продвигаясь по коридору, чтобы не издать ни звука. Чтобы не зазвонил телефон и не выпали из кармана ключи.
Краем уха я услышала на кухне какой-то звук и двинулась туда.
Медленно. Осторожно. Почти не дыша. Держа в обзоре каждый угол, каждую простреливаемую точку.
Вспыхнул свет. Возле стола, сжимая в руках яблоко, стояла удивленная Хелен.
– Аида! Скажи, пожалуйста, какая нужда разгуливать по дому с оружием?! – возмутилась она.
Я выдохнула и убрала пистолет.
– Почему света не было?
– Выбило пробки. Я спустилась к щитку. Тебе разве не запрещено носить табельное оружие вне смены?
– Это личный. И у меня есть лицензия.
– Лицензия на оружие?! Аида, ты не хочешь поговорить о том, что с тобой происходит?
– Я хочу поговорить о том, что просила тебя запирать дверь. Не раз.
– С тех пор как ты работаешь в полиции, я тебя не узнаю. Может, тебе стоит походить к психологу? И та вакансия тренера еще свободна. Ты могла бы растить будущих звезд фигурного катания, но выбрала каждый день рисковать жизнью, ловить наркоманов и ходить по собственному дому в постоянной готовности стрелять и драться. Я волнуюсь.
Достав из холодильника холодную содовую, я с наслаждением сделала несколько глотков.
– Каждый день на работе я вижу зло. Людей, которые грабят дома. Бьют своих жен. Угоняют тачки. Похищают детей. Почти каждую смену я арестовываю кого-то за незаконное проникновение в жилище. А в свободное время изучаю громкие дела. Например, то, где убийца специально искал дома, хозяева которых забыли запереть двери. Заходил и убивал всех, кого находил внутри, а потом выносил все ценности.
Хелен поежилась. Она ненавидела, когда я рассказывала о работе. И наверняка сейчас испытывала нечто среднее между страхом, облегчением и стыдом.
– И зачем же ты работаешь на такой страшной работе? – спросила она.
– Потому что благодаря мне это зло отправляется за решетку. Но вот что я тебе скажу: тот факт, что преступник сидит в тюрьме – очень слабое утешение, если хоронят твоих близких. Поэтому: запирай дверь, Хелен!
– Прости, – вздохнула она. – Забыла. Зашла с кучей пакетов, побежала убирать мясо в холодильник и забыла. Обещаю, что повешу себе табличку на видное место и больше не буду пугать вас, офицер Даркблум.
– Отлично. Тогда мне не придется объяснять детективам, откуда у меня нелегальный ствол, – фыркнула я.
Но заметила взгляд Хелен и поспешно поправилась:
– Шучу, шучу. Лицензия по всем правилам.
– Будешь ужинать? Я приготовила лазанью.
– Сначала в душ, а потом с удовольствием.
– Аида… – когда я уже направлялась к лестнице, окликнула меня Хелен, – как твоя тренировка?
Да, я не рассказываю мачехе о расследовании. И о том, что ее погибший муж – его центральная фигура, тоже. Чем меньше Хелен знает, тем меньше мне придется объяснять. И тем меньше шансов, что она пострадает. Потому что – будем честны – я играю с огнем.
Я с наслаждением встала под горячие струи и только тогда расслабилась. Завтра устрою