Кровь песков - С. К. Грейсон

Мы кружили по винтовым пролётам, от чего у меня слегка закружилась голова; казалось, лестница ведёт к самой высокой шпиле, венчающей город.

Наконец мы вышли на площадку перед двустворчатыми дверями. Я задрала голову на гобелен над аркой: с одного края — горная гряда, с другого — синие волны океана. Между ними тянулось золотое полотно — цветом как песок в полдень. В центре — красный самоцвет, от которого, вышитые радужными нитями, расходились лучи.

— Завораживает, правда? — королева Джиневра проследила за моим взглядом. — Его соткал учитель покойного мастера Невена. Келвар заказал гобелен для двери в свои покои и покои Аликс.

Я посмотрела на неё — она кивнула.

— Здесь, на самом верху, жили первые король и королева Келвадана. Теперь эти комнаты — напоминание о наследии моей семьи… и о наших провалах. — Она положила ладонь на створку, но не толкнула. В дюйме над её пальцами блеснула пластина красно-чёрного стекла, настолько тёмного, что за ним ничего не было видно. Такая же — на второй створке.

Кровавое стекло.

— Никто не знал столько пустынных тайн, сколько Келвар, и даже он знал пугающе мало. Когда его качали перемены настроения и рассеянность, он запирался здесь, рылся в старых свитках, бормотал сам с собой. Эти комнаты были их с Аликс убежищем — панели кровавого стекла признавали только их прикосновение. — Пальцы королевы скользнули по гладкой тьме. — Когда Аликс слегла и умерла, он никого не подпустил к телу и не позволил вынести её из покоев. Она осталась здесь, когда он ускакал в пустыню и больше не вернулся. Теперь эти комнаты — усыпальница первой королевы.

Я склонила голову, пока королева задумчиво глядела на дверь.

— Все говорят о Келвадане как о наследии моего деда, но я поднимаюсь сюда думать об Аликс — о том, что бы сделала она. Келвар был величайшим воином, сильнейшим в силе пустыни, но город стал тем, чем стал, благодаря Аликс. Она умела соединять людей, дарила мир всем, кого касалась. Даже Келвару, который иной раз был больше бурей, чем человеком. Пустыня одарила её целительной силой — она вылечила коня Келвара, и так началась их история.

— Звучит невероятно, — прошептала я, думая о мёртвой королеве по ту сторону камня — теперь, должно быть, от неё остались одни кости. Город носил не её имя, но его построили для неё.

— Она усмиряла безумие Келвара много лет; оно взяло верх только когда её не стало и он ослеп от горя, — голос Джиневры стал очень тихим. — Всю жизнь я хотела быть как Аликс — и давно провалилась. — Она отняла руку от двери и повернулась ко мне: глаза блестели слишком ярко, но подбородок был высок. — Увидев тебя, такую же мучимую силой, что преследует мою семью, я поняла: пустыня даёт мне шанс исправить ошибки. Если я смогу помочь тебе — буду искуплена.

— Вам не нужно искупление, — покачала я головой.

— Я хотела бы дать тебе мудрость Аликс, но предложу лучшее из возможного, — сказала королева. — Самые редкие и драгоценные тексты Келвара по-прежнему заперты в его покоях. Остальные — этажом ниже, в закрытом собрании королевской библиотеки. Читай всё, до чего дотянешься. Может, та же мудрость, что искал Келвар, поможет и тебе.

Я моргнула, спохватилась и стукнула костяшками по виску в знак почтения:

— Для меня это честь.

— Не уверена, что пыльные книги — это честь, — улыбнулась королева, — но моё знание отныне твоё.

Она провела меня на этаж ниже, в небольшую комнату с полками. Похожа на её кабинет на нижних уровнях, но воздух был более затхлым — книги древние, и тишина здесь нарушается редко.

Я задержалась надолго, перелистывая тончайшую, как луковая шелуха, бумагу, пока не стемнело до такой степени, что знаки поплыли. Продвинулась я немного, и злилась на медлительность. Читать меня учили в детстве, но навык отступил, когда я выживала на голом песке. Теперь зудело раскопать в этих текстах легенду Келвара — и я ругалась на себя за каждое третье слово, которое приходилось вычленять.

Как я поняла, многие свитки и книги касались самой привычной сказки у кланов: первого перехода пустыни. Её мне рассказывали у костра Падры, но теперь я изучала её как никогда. Переход дал первому вождю право назвать эту дикую землю домом и магию, что теперь течёт в жилах её людей, — Сердце Пустыни. Казалось, Келвар одержимо искал источник силы, что сводила его с ума. Не там ли ответ на вопрос, как сдержать эту магию?

Если Келвар не нашёл решения за века, то вряд ли найду его я. Но идти по его следу — мой лучший шанс.

Адерин поджала губы и вскинула взгляд на арочный вход в город. Капюшон был низко надвинут, но тревога в глазах читалась.

— Келвар выстроил целый город за день — и не удосужился сделать нам ворота? — спросила она в пространство.

— Каменные ворота были бы не слишком практичны, — всё же ответил Драйден с моей другой стороны, сидя в седле.

— Мне бы стало спокойнее, — проворчала она. — По крайней мере, вход один — легко защищать с верхних ходов. — Голос её прибавил крепости, она показала на стражников на стене, — это было уже для обучаемых, которых она взяла с собой: объехать внешнюю сторону, потренироваться в чистом поле и заодно проверить укрепления к Испытаниям.

— Мы могли бы построить ворота, — заметила я.

— Я могу попросить королеву заказать, но это долго, — покачала головой Адерин. — И вряд ли она согласится. Отсутствие ворот всегда символизировало открытость Келвадана для всех. Это плохо сочетается с дипломатией, на которую она делает ставку в эти Испытания. — По тону было ясно: Адерин не верит, что дипломатия сработает. Она из тех, кто ведёт переговоры с ладонью на рукояти.

Но королева держалась за надежду: будто бы сами Испытания удержат от войны. На торжествах она хотела почётных мест для Лайалла и Хадеона: просто увидев их рядом, лорды могут решить, что у Келвадана будут союзники, и задумаются, стоит ли вставать под знамя лорда Аласдара.

— Кланы не боятся боя, но не станут губить всадников в войне, которую точно проиграют, — сказала она мне назавтра после того провального ужина. — Пусть видят, что штурм Келвадана безнадёжен — силы Аласдара могут рассыпаться.

— Но у нас нет обещаний ни от Вилтова, ни от Дорана, — усомнилась я.

Королева тонко улыбнулась:

— То, во что верят, часто