Королевская кровь-12. Вороново сердце. Часть 2 - Ирина Владимировна Котова
— Спасибо, — пробормотала она равновеснику. — Ты ведь отпустишь его, когда он дорастет до нормы?
Золотистая дымка лизнула ее руки — не беспокойся, мол, не обижу я твоего ребенка, хозяйка. Малыш, теплый и мягкий, как котенок, нежный и беззащитный, закряхтел, прижимаясь к матери, снова замяукал. Света глядела на него, смаргивая слезы: он казался ей самым прекрасным, самым совершенным существом в мире, несмотря на просвечивающие везде, включая голову, вены, тонкую кожу, красное сморщенное лицо и тельце, покрытое белесой слизью.
— К груди, — подсказала ее мама.
Акушерка помогла приложить ребенка — хотя Света не понимала, как этим маленьким ротиком можно захватить грудь. Но сын после нескольких попыток втянул в себя сосок. Света поморщилась, не переставая улыбаться и плакать. Погладила сына по маленькой головке. Ох Четери, Четери. Как же я справилась без тебя?
— Как назовешь? — так же спросила мама тихо.
Света смотрела на ребенка. Сглотнула надорванным горлом.
— Марк, — сказала она. — Четери точно бы выбрал это имя. И, — она вновь сморгнула слезы, — пожалуйста, перережьте пуповину его ножом.
Через пару минут, потребовавшихся на стерилизацию ножа, перерезали пуповину, осмотрели Свету, виталист заставил матку сократиться еще несколько раз, просканировал на предмет сгустков и остатков плаценты, начал залечивать разрывы. Свете было настолько равнодушно оттого, что делают с ней — она смотрела на ребенка, который так и держал сосок во рту, посасывая его, и дремал. И она тоже уходила в дрему.
— Ну что? — раздался из-за двери громкий шепот папы. — Когда их уже можно будет выводить?
Света пошевелилась. Вдруг стал слышен и рев драконов, и визг раньяров. И вместе с этими звуками в душе поднялся животный страх — она сильнее прижала к себе ребенка.
— Мне нужно еще минут десять, чтобы доправить Владычицу, и еще столько же, чтобы повторно осмотреть ребенка, влить в него виту, — вполголоса сказал виталист. — Иначе он может не перенести переход по подпространству. Хотя, конечно, минимум сутки бы побыть здесь. Но что делать, раз такая ситуация. Мы дадим коляску.
— Тогда я пойду сообщу это Матвею, чтобы он был готов, — проговорил папа и сбежал. К Свете и внуку он подходить, видимо, побоялся.
Мама дала ей воды, погладила по голове ее, ребенка. В глазах у нее тоже стояли слезы.
— Главное — сразу после перехода в больницу, — предупредил врач. — Я сейчас срочно подготовлю выписку.
— Хорошо, — пообещала мама Светы. — Обязательно!
Глава 8
10:30–11:00 в Тафии (5.30 — 6.00 в Рудлоге, 3.30 — 4.00 в Инляндии)
Ангелина
В тот момент, когда по всей Туре в который раз резко скакнули стихии, над гладью реки Неру из стихийного красного потока выбросило большую огненную птицу. Она закричала от разочарования, приходя в себя — но не было рядом источника огня, в который она вновь могла бы нырнуть, и она полетела дальше, надеясь, что успела преодолеть достаточное расстояние.
Она была полна только одного желания — развернуться и лететь совсем в другую сторону, чтобы забрать, спасти, отбить того, кого она любит всем сердцем. Но она упорно стремилась вперед, хотя сердце болело и требовало сменить курс.
И когда боль стала невыносимой, а сил сопротивляться почти не осталось, она закричала яростно и зло, подстегивая себя.
Крик не успел затихнуть над рекой, когда еще один скачок стихии швырнул ее о воду.
Вынырнула она уже сердитой женщиной и затихла посреди реки, переводя дыхание. Провела руками по мокрому лицу и коротко, неровно стриженным волосам, унимая гнев от задержки и страх оттого, что могла разбиться, обернулась чайкой — и снова взвилась в воздух. Перья ее на лету приобретали алый цвет, наливались огнем, а тело становилось полупрозрачным, соколиным.
Могучие воды Неру смогли охладить голову, и этой вынужденной паузы хватило, чтобы Ангелина снова вернула себе способность думать мозгом, а не сердцем. И вновь стала мысленно проговаривать то, что решила перед вылетом.
Нории в Нижнем мире. Его не могли увести далеко. Да, если сейчас она полетит к уже открытому порталу в Мальве, она может еще нагнать его.
Но как? Как она узнает, куда его унесли? Как нагнать — если она понятия не имеет, что там, внизу, и точно не сможет там отрастить крылья? Там, она бессильна. Или почти бессильна.
И его могли уже убить.
Птица раскрыла клюв и снова закричала с яростью, с болью — и уже намеренно нырнула в воду, выцепила крупную рыбу, растерзала ее на лету и, выбросив ошметки, полетела дальше.
Но если бы его хотели убить — убили бы наверху, а не брали в плен?
«Я буду исходить из того, что он жив», — сказала Ангелина себе, укладывая эту мысль среди по-птичьему коротких размышлений.
Сейчас главное — исполнить волю мужа и защитить Пески. Стать стране и Владыкой и Владычицей. Обеспечить выход жителей, сделать так, чтобы, когда портал откроется, его ожидал пустой тихий город.
Если удастся быстро эвакуировать Тафию — можно будет вынести камень за земли обители, спровоцировать его более раннее открытие. И когда из перехода пойдет армия, она, Ангелина, поможет стереть эту армию с лица Туры. А затем, если до этого времени отряд Свидерского не вернет Жреца и Алину и не сможет найти Нории, спустится за мужем с полуторатысячным отрядом драконов. И найдет его там живым или мертвым.
«Рудлоги всегда приходят за своим, — повторяла она себе. — Всегда!»
Но как в чужом мире узнать, куда унесли мужа? Разве что пленить кого-то из высокопоставленных тха-норов, которые умеют говорить и понимать по-турински, и спуститься вниз с ними как с ценными заложниками и проводниками? А если не удастся пленить — запросить у Василины: у Тандаджи в застенках сидит целый отряд. И идти. Надеясь на драконов, на камни с огнедухами, на ситорию и на собственную кровь.
«Но будут ли они работать там — в другом мире, где нет источника стихии?»
И даже если будут — что спасет ее и идущих с ней драконов от удара местных богов? А если боги на тот момент уже выйдут на Туру — не закроются ли все порталы, оставив и ее, и Нории, и сопровождающих ее воинов в другом мире навсегда?
«Ну что же. Если мы останемся там, так тому и быть. А если он уже будет
