Отверженная жена дракона - Кира Иствуд

Мы в замке, моей спальне, лежим на кровати. Одеяло откинуто, на талии приятная тяжесть – это Клоинфарн обнял меня, притянув к себе. Сама я лежу, закинув на спящего дракона ногу и руку, и уткнувшись щекой в мужскую грудь, которая медленно поднимается и опадает от ровного дыхания.

На мне безвкусное бежевое платье, то самое, что надела Эйда, когда захватила моё тело. Оно чистое, будто по нему прошлись магией, но на подоле есть дырки, сквозь которые виднеется моя светлая кожа.

Клоинфарн тоже не переоделся, на нём тёмно-синяя рубашка. Помятая, хоть и почищенная магией. Если я поднимаю взгляд, то вижу только гладкий подбородок мужчины, кадык и косточки ключиц, выглядывающие из-под съехавшего набок ворота рубашки. Они так и манят потрогать…

С десяток минут я неподвижно лежу, потерявшись в ощущениях. Близость Клоинфарна пьянит, и моему телу плевать, что между нами миллион недосказанностей. Нарастающее желание начинает разгонять кровь, полыхающем румянцем выступает на щеках, стягивает пружину внизу живота.

Я зажмуриваюсь от переизбытка эмоций.

Вот вроде – мы ведь были женаты в прошлой жизни, но всё равно лежать вот так – ужасно смущающе! А ведь я должна думать о том, как всё рассказать дракону, чтобы он поверил. Но мысли катятся в запрещённое русло…

“Такое уж и запрещённое?” – ехидно спрашивает внутренний голос.

“Именно! – строго отвечаю ему. – Ведь в этой жизни я именно Адель! И как у Адель у меня есть к этому дракону целый список претензий!” – мысленно говорю я, осторожно убирая с Клоинфарна свою ногу и руку.

Наконец-то могу приподняться на локте. Я собираюсь оглядеться, но взгляд как намагниченный, снова тянется к дракону.

Лицо у него бледное, осунувшееся, под глазами залегли тени. На шее алеет круглая воспалённая рана – именно туда Эйда хладнокровно ударила его спицей. А ведь когда я обнимала Клоинфарна, то, должно быть, давила на рану, а он и слова не сказал.

Моё сердце сжимается от пронзительной печали. Я ощущаю это чувство как иглу, что вращается в груди, царапая и раня.

Будто почувствовав мой взгляд, Клоинфарн распахивает глаза и тут же резко приподнимается на локтях, готовый кинуться в бой. Тени, шипя и извиваясь, скользят по стенам к кровати… Но дракон заставляет их исчезнуть щелчком пальцев. Со вздохом упав обратно на подушки, он поворачивается ко мне. Наши взгляды сталкиваются, сцепляются, проваливаясь друг в друга.

В глубине его чёрных зрачков зажигается синее пламя, но оно такое слабое, что едва удаётся разглядеть блеск. Будто моё спасение потребовало не только магии, но и жизненной силы.

– Ты как? – хрипло спрашивает он.

– Хорошо… А ты?

– Тоже хорошо.

– А выглядишь измотанным.

– Да ладно, круги под глазами только прибавляют мне обаяния, – говорит Клоинфарн с улыбкой, но эта улыбка – кривая, изломанная, она лишь тень того, как он улыбался раньше. Теперь я хорошо вижу, что за этой маской он встревожен, подавлен и страшно вымотан.

К горлу подкатывает ком.

– И правда… Может, и мне такие примерить?

– Ты себя ещё в зеркало не видела. Поверь, твои круги не хуже моих.

– Тогда у нас много общего, – слабо улыбаюсь я, ловя самые крохотные изменения мимики дракона. А он так же вглядывается в меня тёмными глазами, напряжённо пытаясь понять, кто перед ним. Я замечаю, как по-звериному вздрагивают крылья его точёного носа.

– Слушай, Адель… – говорит он.

– М?

– …это правда ты?

– Это я. Честно.

– Хм-м… – Клоинфарн дёргает уголком рта, будто не знает, верить ли.

Свет из окна тонет в его глазах без единого блика. Сев на край кровати, дракон проводит рукой по своим растрёпанным волосам, убирая серебряные пряди с лица.

Мы сидим с ним на измятой кровати в лучах проникающего через стекло солнца, оба – измученные. Но теперь – я в это верю – всё будет хорошо. Я собираюсь осторожно, очень осторожно собрать наши осколки и сложить их в новую картину, в которой больше не будет тех, кто хочет нам навредить.

– Клоин… – говорю, коснувшись его руки, – я видела свою прошлую жизнь. И я хочу всё тебе рассказать. Но мне необходимо, чтобы ты поверил… Поэтому скажи, что мне сделать, чтобы ты был уверен, что я – Адель.

Клоинфарн цепко изучает моё бледное лицо, шею и вздымающуюся от дыхания грудь. Вновь возвращается к глазам, а потом берёт мою руку, обводит пальцем золотую метку. Это крохотное прикосновение заставляет мои щёки вспыхнуть.

– Ничего не нужно. – говорит он, по-звериному наклонив голову. – Это правда ты, Адель. Только ты краснеешь от такой малости. К тому же пока я спал, ты даже не пыталась меня зарезать. Чем не доказательство? – он снова улыбается этой своей разбитой ухмылкой, от которой у меня в груди делается больно.

– Однако меня настораживает другое, – продолжает дракон, – ты совсем не злишься. Но Адель, которую я знаю, сейчас должна крушить комнату, преисполненная праведным гневом. Она должна попытаться сжечь замок… или хотя бы спальню. Должна требовать развода и грозиться, что сбежит, едва появится шанс.

– Ты описал какую-то очень буйную дамочку, – забрав свою ладонь, я скрещиваю руки. – На меня совсем не похоже!

– Однако на этот раз у тебя и правда есть серьёзный повод злиться.

– Какой? – хмурюсь я.

– Правда не понимаешь?

– Нет…

– Ты была в огромной опасности. Из-за меня ты едва не погибла, – хрипло говорит Клоинфарн, и на этих словах в его глазах гаснет свет, они становятся непроницаемо чёрными, будто безлунная ночь. Голос звучит бесцветно: – Затея с настойкой омута чуть не обернулась катастрофой. Не знаю причин, почему ты не дождалась меня. Почему Тис, нарушив приказ, позволил тебе пить зелье. Не знаю, что вообще произошло… В тебя будто вселился кто-то… Надеюсь, ты вскоре мне всё объяснишь. Однако… в конечном счёте неважно, что ты скажешь, Адель. Я думал об этом всю ночь, и хочу, чтобы ты знала. Ты была права. Принести тебя сюда было ужасной идеей.

Мне не нравится, к чему катится разговор.

– …к чему ты ведёшь? – спрашиваю я с нарастающей тревогой.

Мрачно усмехнувшись, дракон проводит по лицу рукой, а потом выбирается с кровати и встаёт в полный рост. Солнце ложится на его лицо яркой полосой, и теперь хорошо видно, насколько он измучен. Нет, хуже… Он выглядит так, будто сдался. Будто что-то в нём окончательно переломилось за эту ночь.

– Я подверг твою жизнь опасности, и не единожды, – говорит он. – Хотел