Объединенные шрамами - Иви Марсо
Вздохнув, она развязала ленту и высыпала содержимое на ладонь. В свете свечей в комнате сверкали драгоценные камни. Голубые сапфиры размером с миндаль, оправленные золотом. Ее губы приоткрылись, но она не издала ни звука. Брин уставилась на ожерелье, не в силах поверить своим глазам.
— Рангар, — прошептала она. — Это… это принадлежало моей матери.
Брин не видела этого ожерелья десять лет. Это был подарок от иностранного высокопоставленного лица, желавшего заключить торговые сделки с ее родителями. Однажды она подслушала, как Элисандра шепталась с какими-то молодыми дворянками, что их отец был в ярости из-за этого подарка.
Иностранный сановник был красивым мужчиной и проводил слишком много времени с королевой Еленой, даже навещал ее наедине в спальне. Когда скандал был раскрыт, отец изгнал сановника, а ожерелье поместил в хранилище замка Мир.
— Я знаю, — ответил Рангар.
— Откуда оно у тебя? — в ее глазах появилось замешательство, когда она вглядывалась в его лицо. — Никто не может попасть в хранилище замка. Для этого требуется несколько ключей, которые хранятся у нескольких советников.
— Ты недооцениваешь мое коварство.
— Ты украл его? — недоверчиво спросила она.
Он злобно усмехнулся.
— У Сарадж была отвратительная привычка воровать, пока ее не назначили главной сокольничей. Она научила меня некоторым трюкам, когда мы были подростками. Как раз перед церемонией коронации Марса я залез в хранилище. Я помню, как твоя мать надевала это ожерелье в Первую ночь Собрания Солнцестояния. Я никогда в жизни не видел ничего столь изысканного… пока не увидел тебя. Я знал, что ты заслуживаешь его.
Дрожащим пальцем Брин коснулась одного из сверкающих сапфиров на своей ладони.
— Мы должны рассказать Марсу. Если он обнаружит, что оно пропало…
— Какое дело твоему брату до ожерелья? В хранилище было бесчисленное множество других. Кроме того, ты имеешь на него такое же право, как и он. — когда она не ответила, он проворчал. — Тебе не нравится?
Она удивленно на него посмотрела.
— Что? Ты сердишься? Рангар, я обожаю его!
Она тоже вспомнила, как мать надевала это ожерелье на Собрании Солнцестояния. Тогда Брин задумалась, сможет ли когда-нибудь стать такой же красивой и утонченной, как ее мать. Стоимость ожерелья была ошеломляющей, но не это тронуло Брин… ей вернулась частичка ее матери.
Она встала так резко, что стул опрокинулся назад. Брин сжала ожерелье в кулаке и обвила руками шею Рангара.
— Я люблю его. Я люблю тебя.
Его руки скользнули по ее спине.
— Хорошо, — промурлыкал он ей на ухо. — Теперь я хочу увидеть его на тебе.
Она повернулась и подняла волосы, чтобы он смог застегнуть его на ее шее. Повернувшись к нему лицом, Брин провела пальцами по драгоценностям, наслаждаясь их прохладным прикосновением к теплой коже.
— Прекрасно, — прошептал Рангар, не сводя взгляда с ожерелья. — Но ты неправильно поняла, любовь моя. Я хочу увидеть на тебе только ожерелье.
Ее губы приоткрылись. Она медленно, маняще провела по гладкой поверхности ожерелья.
— Тогда тебе лучше сделать это.
Ему больше не требовалось разрешения. Он бесцеремонно потянул за ленты ее платья, пока не смог его приспустить. Губы Рангара тут же нашли впадинку у основания ее шеи, прямо над изгибом сапфиров.
Брин откинула голову назад, когда он прикусил ее кожу, словно хотел попробовать на вкус с тех пор, как съел пирог. Она потянулась к ожерелью, а ее глаза закрылись. Другую руку она запустила ему в волосы, пока он продолжал осыпать ее декольте жаркими поцелуями.
— Ты права насчет отдельной комнаты, — сказал он между поцелуями. — Это традиция Мира. Я могу зажечь здесь достаточно свечей, чтобы разглядеть каждый дюйм твоего прелестного тела. Я больше не хочу прятаться в тени, ложась с тобой в постель в темноте.
Словно в подтверждение своих слов, Рангар стянул ее платье с бедер до самых лодыжек, оставив только в сорочке и ожерелье.
— Это тоже нужно убрать. — он спустил бретельки сорочки с ее плеч и стянул ткань вниз, откидывая к платью.
Обнаженная Брин попыталась прикрыться руками, но Рангар схватил ее за руки и опустил.
— Нет, — приказал он. — Я хочу хорошенько рассмотреть то, что принадлежит мне.
Она покраснела, когда его взгляд стал изучать, поклоняться и ласкать ее обнаженные изгибы. На шее у нее висели сапфиры — единственное украшение. Рангар прикоснулся пальцами к драгоценностям.
— Они ничто по сравнению с твоей красотой, — прошептал он. — А что касается третьего и последнего свадебного подарка, то его ты получишь после церемонии.
Он запечатлел на ее губах еще один поцелуй, одновременно распуская ее волосы, заплетенные в косу. Его пальцы грубо расчесывали локоны, пока они не рассыпались по плечам. Он намотал волосы на кулак и собрал их, как веревку.
Другой рукой он обхватил ее зад.
— Обхвати меня ногами, — приказал он.
Рангар приподнял ее одной рукой, а она обхватила его ногами. Он отнес Брин на кровать, но вместо того, чтобы опустить на нее, сел в изножье, усадив ее к себе на колени.
Одной рукой он расстегнул брюки.
— Завтра мы поженимся. — его голос стал хриплым. — Ты не представляешь, как часто я представлял себе этот день. Как называю тебя своей женой. Я хотел этого с тех пор, как в девятнадцать лет увидел тебя танцующей в поле перед костром.
— Жаль, что ты не подошел ко мне, — выдохнула она, когда его пальцы крепче вцепились в ее волосы.
— Боги, я почти сделал это. Твой отец убил бы меня, но, возможно, оно того стоило. — он усадил ее к себе на колени так, что Брин оказалась на нем верхом. Его эрекция была твердой, как камень, между ее ног, дразня ее обнаженную кожу.
— Теперь, — приказал он тем же резким голосом, которым командовал армией, — опустись на меня.
Было что-то страстное в том, чтобы быть полностью обнаженной, в то время как Рангар оставался полностью одетым. Не зная, что именно делать, она приподняла бедра и покачивалась, пока его член не прижался к ее мокрому лону.
Он застонал, когда она пошевелилась. Его рука вцепилась в ее волосы, а другая легла на бедро, опуская Брин на всю длину.
— Вот так. — держа ее за бедра и волосы, он заставлял Брин подниматься и опускаться, пока они занимались любовью. — Клянусь богами, Брин. Я мог бы заниматься этим вечно, и мне все равно было бы мало.
Его бедра приподнялись навстречу ей, когда она опустилась. Ее обнаженная кожа была особенно чувствительной, когда она касалась грубой ткани его рубашки и брюк. Сапфиры мягко звенели, как колокольчики, когда она двигалась.
Рангар обхватил одну из