Безумная вечеринка зомби - Джена Шоуолтер

— То, как я выгляжу, не имеет никакого отношения к Камилле. Я просто неважно себя чувствую. У меня грипп.

— Может быть, тебе стоит пойти прилечь. И не прикасаться к пациентке. Если ей станет плохо, пока она в таком состоянии… — я буду в бешенстве.

— Я в перчатках. Видишь? — она машет руками, обтянутыми латексом. — Я просто… хочу ей помочь. Знаю, что она совершала плохие поступки, но после того, как я услышала, как она умоляла своего отца не причинять ей вреда, после того, как увидела ее шрамы, я просто хочу, чтобы ей стало лучше.

— Да. — я прекрасно понимаю, что она имеет в виду.

— Мы должны… О, черт. — ее глаза расширяются, и она хватается за живот. Она бросается к мусорной корзине, и выплевывает завтрак.

Перчатки не могут остановить распространение микробов по воздуху.

— Убирайся. Сейчас же. — я перестал быть милым.

Я вскакиваю на ноги, когда Бронкс врывается в комнату. Когда Рив здесь, я знаю, что он в коридоре. Он всегда защищал ее, но из-за того, что она лечит Миллу, он доводит это до крайности. Я понимаю, правда, но меня это вдруг начинает раздражать. Милла практически в коме. Какой вред она может причинить?

— Ты в порядке, детка? — он выглядит таким же больным, как и Рив, когда обнимает ее.

Я… Черт. Меня обдает жаром, и я ерзаю в кресле. Кто-то испортил термостат? Мгновение спустя у меня так кружится голова, что я едва не падаю на пол. Мой желудок переворачивается, а желчь поднимается по горлу.

— Тебе тоже плохо, — успевает сказать Рив.

— Как и всем нам, — отвечает Бронкс. — Коул и Али весь последний час сидели, склонившись над унитазом.

— Вон, — говорю я. — Убирайтесь и заберите с собой корзину. Нам не следует быть здесь и подставлять Миллу. — хотя мои силы иссякают с угрожающей скоростью, я вывожу эту парочку в коридор и закрываю дверь, запирая Миллу внутри комнаты, а наших микробов… надеюсь… снаружи.

Глава 14

Прерванная смерть

Милла

Резкая боль сопровождается обжигающим давлением на шею, и мои веки открываются. Я нахожусь в небольшой комнате, окруженная медицинским оборудованием. Я лежу на каталке, вся мокрая, тяжело дыша и мучаясь.

— Не двигайся, — говорит Али таким резким голосом, какого я от нее никогда не слышала. — Я просто проверяю, как у тебя идут дела. — она заканчивает снимать повязку и удовлетворенно кивает. — Ты быстро поправляешься.

Я вспоминаю порез, нанесенный лезвием девушки с кладбища и съеживаюсь.

— Холодно, — говорю я. У меня болит горло, но я рада этой боли. Это говорит о том, что я жива. — С ним все в порядке?

— Да. С ним все в порядке. Он спас тебе жизнь. Кстати, он использовал динамис… классное слово. Мы все использовали его на тебе.

Да. Я тоже это помню.

— Кто-нибудь еще пострадал?

— Нет. Только ты. — она осторожно наносит мазь на мою рану. — Отец Коула увез мою бабушку в отпуск. Мы не уверены на сто процентов, что происходит, и не хотим рисковать ее жизнью.

Я хмурюсь. Мало того, что голос Али дрожит, она еще и бледная, а ее щеки впалые, как будто она похудела. Ее волосы растрепаны и нуждаются в тщательном мытье.

— С тобой что-то случилось.

— Остальные из нас подхватили что-то вроде гриппа, но мы наконец-то идем на поправку.

— Мне кажется, ты слишком рано встала с постели.

— Что ж, я знала, что ты вот-вот проснешься, и хотела с тобой поговорить.

— О чем? — спрашиваю я.

— Помнишь ту зашифрованную бумагу, которую я однажды перевела для тебя?

— Да. — я получила ее от «Анимы». Точнее, украла. В то время я делала все, что они от меня требовали, и в то же время старалась их уничтожить. Я пришла отчитаться о проделанной работе — начальство полагало, что личные встречи напугают меня и заставят держать себя в руках, — и увидела стопку бумаг, покрытых символами. Судя по заметкам на полях, сотрудники пытались перевести их и не смогли.

Я спрятала под одеждой столько листов, сколько смогла, но у меня не вышло их расшифровать. Затем появилась Али. Они с Коулом перевели все за считанные минуты. Очевидно, у них была целая книга, заполненная одним и тем же кодом. Дневник, написанный великим дедушкой Али, охотником, который заглянул в далекое будущее.

— Ну, — говорит Али, — в дневнике пятьдесят три чистые страницы, раньше их было сто, но время от времени появляются новые отрывки. Мы думаем, что видим только то, что готовы принять. В любом случае. Пока ты выздоравливала, появился новый отрывок, и я думаю, он относится и к тебе.

Это может быть хорошо. А может быть и очень, очень плохо.

— Что там написано?

Она закрывает глаза и пересказывает:

— Горят два огня. Свет и тьма. Один очищает, другой разрушает, и оба они никогда не сосуществуют в гармонии. Один — истина, другой — ложь, ложь, ложь тьмы. Но она не слишком сильна, никогда не бывает слишком сильной, ибо свет нельзя погасить тьмой, его можно только скрыть, скрыть, скрыть, но тьму всегда можно прогнать светом. Загляни внутрь… загляни внутрь.

Али открывает глаза. Я жду продолжения. Но она молчит.

— Что же. В этом нет ничего загадочного.

— Лед рассказал нам о твоем кошмаре. Красное пламя. Красный цвет олицетворяет тьму, разрушение, а белый — динамис — свет, очищение.

«Свет нельзя погасить тьмой, его можно только скрыть, скрыть, скрыть».

— Зачем повторять одни и те же слова?

— Еще один отличный вопрос.

По-видимому, ответа на этот вопрос нет.

— Это слишком сложно осознать. — особенно сейчас, когда я плохо себя чувствую. — Из-за того, как быстро у меня кружится голова, я боюсь, что лопнет какой-нибудь сосуд.

Она сжалилась надо мной, сказав:

— Отложим пока это и будем двигаться дальше. Ты видела, кто это с тобой сделал?

— Девушка. Та, которую я видела на кладбище. Та, которая пошла в душ после тренировки на велосипеде. Гэвин и Лав поймут, о ком я говорю. — в животе у меня урчит, и я, собрав остатки сил, пытаюсь унять приступы голода. — У нее черные волосы. Длинные, доходящие ей до талии. Ее кожа покрыта веснушками, а лицо…

— Да. Я знаю, о ком ты говоришь. — Али накладывает мне на шею новую повязку. — Тиффани Рейнольдс.

Я вопросительно приподнимаю бровь.

— Ты не можешь оставить все как есть. Расскажи, что случилось.

— Ладно, итак, за пределами этого комплекса нет ни одной зоны, где бы не было камеры. Бронкс проверил