Кровь песков - С. К. Грейсон

— Пески… — выдохнула я. — Вот я и делаю это. Пусть пустыня простит.

Ловко обвязала один конец вокруг шеи Дайти. Другой несколько раз намотала на левую ладонь и кое-как, одной правой, завязала узел. Лучше бы за пояс — но ткани капюшона не хватало. Обойдусь.

— Только не дай мне там умереть, — пробормотала я, глядя вниз в тёмную воронку, чувствуя, как сердце взлетает к горлу.

Дайти ударил копытом и фыркнул — как будто оскорбился: при нём я не погибну, пока у него есть хоть слово в этом деле.

Не давая себе передумать, я вдохнула и прыгнула.

Песок сомкнулся сдавливающей тяжестью. Сейчас утягивало быстрее — я ушла ногами вперёд, тело предлагало меньше площади, чтобы зацепиться. Мир потемнел. Я забилась, неуклюже, будто во сне, — движения вязли, мокрый песок держал, как клей. Вайпера я не чувствовала.

Я старалась прыгнуть рядом с тем местом, где он ушёл. Но вокруг — только давящая масса. Острый страх подкатил к горлу, я заставила себя не раскрывать рот и не закричать.

Когда судорожные рывки уже превращались из поисков в панику, под пальцами попалось твёрдое. Я нащупала конечность, провела выше — мощный торс. Нашла. Обвила его правой рукой, сжала изо всех сил — и во мне поднялась новая, чужая сила.

Пустыня не заберёт меня сегодня.

Я дёрнула левой — тянущая связь с Дайти натянулась. На мой сигнал пошла отдача: он, всем весом, начал вытягивать нас.

Песок сопротивлялся, будто живой, вцеплялся крепче, чуя побег. Вайпер стал выскальзывать; я вцепилась ногами, пытаясь прихватить его бёдра. И тут он удивил.

Оказался в сознании — руки обняли меня, сжали неожиданно крепко. Несколько секунд растянулись в вечность: враг и я сплетены, и вот моя голова прорывает поверхность. Я глотнула воздух, закашлялась песком. Дайти тянул назад неумолимо. Я перевалилась через край, моргая, сбивая ресницами прилипшие зёрна, — избавиться от песка на коже казалось такой же надеждой, как вычерпать море ладонью.

Сев на край, я подцепила Вайпера подмышки, помогая ему выбраться — он всё ещё кашлял, хватал воздух, не в силах подтянуться сам. С сочным чмокающим звуком, словно зыбучка возмутилась, что добычу отняли, он вырвался целиком.

Без сопротивления песка Вайпер навалился вперёд, сбил меня и прижал всем весом. Я застыла. Широкие плечи затмевали небо, но в этих дёргающихся от кашля вдохах было что-то… хрупкое.

Я вдохнула, несмотря на песок в ноздрях, готовясь погасить привычную волну лихорадочной, рвущей мозг магии от любого прикосновения — а уж от такого-то, всем телом — тем более.

Но удара не последовало. Магия лишь дрогнула — как затаившийся каркал, с застывшими мышцами, готовый к броску, но неподвижный. В нос ударил пот и металл, и под ними — соль и сандал.

Мгновение лопнуло, когда Вайпер перекатился в сторону, убирая тяжесть, что держала меня прикованной. Он согнулся, спиной ко мне, и, шаря перчатками, сорвал капюшон, рванул ремни, крест-накрест шедшие по затылку. На солнце я увидела — волосы не чёрные, как мне казалось, а тёмно-каштановые; дай им выгореть — блеснут рыжиной.

Судорожный вдох и азартное сплёвывание выдали: маску он снял — песок под ней душил. Меня неожиданно кольнуло желание схватить его за руку, развернуть, посмотреть в эти ненормально серебряные глаза и спросить, почему он делает всё это и почему мы снова и снова переплетаемся.

Я отвернулась и прищурилась в сторону флага — узнать исход. Тупое принятие накрыло: Аслан уже сидел на своей гнедой, победно выкатывая в воздухе большое красное знамя. Значит, и Вайпер, и я проходим дальше.

Я скрипнула зубами. Отдала возможность выкинуть Вайпера из Испытаний — и ещё злюсь на себя за то, что не до конца разочарована: я тоже иду дальше.

— Ты меня спасла, — ровный голос Вайпера вернул меня. Ни удивления, ни благодарности.

Я искала в голове какое-нибудь объяснение, пока его чёрная кобыла перерывала его волосы, фыркая, проверяя, цел ли.

— Да, — только и ответила я. Больше сказать было нечего.

За стенами Келвадана били барабаны. Ритм вколачивался в череп, заставляя сердце биться в такт. Площадь между шатрами сегодня казалась шире, народ — гуще, чем на городском празднике месяцами раньше: здесь пили и плясали все — и победители, и те, кому сегодня наливали за утешение.

Во рту ещё стояла горечь чая из листа лиры — я торопливо залпом выпила перед выходом — и это чуть успокаивало. Магия в животе вальяжно переворачивалась на другой бок, как сонная зверюга.

Я стояла на краю круга шатров и смотрела: кто-то праздновал проход, кто-то — выбывание. Из зелёной команды флаг больше никто не взял, значит — их путь в Испытаниях завершился. Следующее состязание — только послезавтра. Люди отдавались единственно логичному занятию — пили лаку.

Как по команде, в ладонь ткнули доверху наполненный кубок — с такой прытью, что часть расплескалась по пальцам. Я подняла глаза — знакомая улыбка на красивом лице. В свете жаровен глаза Хадеона показались странно плоскими; я списала на огни и угол. По коже пробежал холодок — тоже на него: я до сих пор не всегда умею читать выражения. Он никогда не давал повода думать о нём иначе, чем как о тёплом и добром.

— Ещё день — и ты всё ещё в строю! — поздравил Хадеон, чокаясь.

«И Вайпер — тоже», — добавила я про себя, но улыбнулась и подняла кубок.

— Чуть было не сорвалось, — призналась я и половину осушила залпом. Жгучее тепло сползло в горло; я сглотнула гримасу. Быстро пить — привычка, от которой трудно отучиться, когда всю жизнь вода — редкость.

— Признаюсь, люблю драму. Если бы ты просто смела всех — скучно было бы, — сказал Хадеон. — К тому же, спорю, у тебя сейчас есть лишний адреналин — выплеснуть на танцах.

— Скорее песок отмывать было что, — проворчала я. Я стояла под тонкой струёй в доме Адерин и Нэвена столько, что зубы застучали, — а ощущения шершавой крошки на коже так и не ушли. Какой-то невменяемый кусок меня радовался этому после месяцев чистоты и отполированной кости камня. По-дурацки не хватало вечной пыли и ломоты в переносице от того, что щуришься на солнце слишком долго.

— Выглядишь ты… более чем, — взгляд Хадеона скользнул по мне, зацепился за ногу, вышедшую из длинного разреза свободных штанов, собранных на талии и лодыжке. Он улыбнулся змейке-змей на моём плече — надела