И тут я увидела чудовище - Екатерина Началова

Он демонстративно сверкнул когтем.

— Я не... — не ожидав такого поворота, я помедлила. Ингренс не стал дожидаться моих слов.

— Я отвечу на твой вопрос. Они будут иметь со мной дело, потому что сами замараны. Мы играем в игру краплеными картами с обеих сторон, леди. Честность и добропорядочность — исключение из правил. Все обманывают там, где выгодно и говорят, что это «другое». Ты — не исключение. Все позволяют вертеть собой тому, кто имеет власть, силу, значимость... Сама подставь нужное слово. И тут ты — не исключение. Ты обвиняешь меня в манипуляциях. Но разве ты сама не позволяешь играть собой? Тому же отцу? Он тоже управлял тобой, переставлял как маленькую девочку с места на место — с лучшими побуждениями, разумеется. Признай, что это началось не с моим появлением. Полагаю, процесс длится всю твою жизнь и...

— Хватит, — я остановила его. Голос дрогнул, не удержала. Развернувшись, скорее зашагала прочь. Ингренс меня не останавливал.

Он был прав, тысячу раз прав. Я сжала губы, пытаясь не разреветься, и тут же почувствовала как по щеке проскользила слеза, которую не удалось удержать.

Когда вбежала в свою комнату, то захлебнулась в рыданиях.

Даже точно не знаю, почему — слишком много пунктов.

Потому что он такой.

Потому что я такая.

Потому что снова почувствовала себя используемой игрушкой в большой игре.

Потому что сама это позволяю.

Потому что он жесток. И правда жестока.

Потому что мир так устроен. И отцы. И короли.

Потому что все как-то неправильно.

Потому что сама виновата.

И потому что есть предательство, боль, неприятные открытия, и все это, оказывается, стоит вплотную ко мне, рядом с моим маленьким мирком, где есть только счастье, жаркая любовь и тот самый.

Ингренс пришел ко мне перед сном как обычно. Деловито опустился в кресло, привычно открыл книгу. Повернувшись спиной к нему, я причесывалась и молчала, не зная, что сказать и как проглотить комок, мгновенно вставший в горле. Шелест перевернувшейся страницы раздался в тишине комнаты слишком громко, остро резанув уши.

— Некоторые детали слишком тяжелы для тебя. Я не хотел быть жестоким, доводить тебя до слез... Это было глупо с моей стороны... Не знаю, зачем я вдруг решил быть честным, — с отвращением произнеся «честным», Ингренс нервно листал «Слово», не начиная читать. Тонкая бумага с трудом терпела его все более резкие движения. — Вышел из себя... Не все легко дается и мне.

Что я могла сказать? Ничего. Забыв, что расчесывалась, я молчала, теребя свои короткие ногти.

— Не расстраивайся. Какая разница, кто кем играет? В выигрыше может остаться любой. Роли — лишь туман над рекой, Ри. Все переменчиво. Утром я у твоих ног, вечером — ты подо мной. Если посмотреть шире — я такая же игрушка в руках Порядка, как и ты. Все играют всеми... А может никто не играет никем, и есть только Его бесконечная игра, которой нет конца?

Он с размаху захлопнул книгу. Громкий хлопок заставил меня оглянуться. Ингренс смотрел прямо на меня. На скулах играли желваки, взбухла и выступила вена на белом лбу. Он так сжал книгу, что обложку повело.

— Да, я предпочитаю дергать за ниточки, со мной трудно. Ты — иная. Нежная, доверчивая, деликатная и это прекрасно. Не хочу тебя портить. Я действительно рад, что ты не коварна, не жестока, не пытаешься захватить власть... Зачем? Все это у меня в избытке. В тебе много любви... Мне не хватает ее. Не думал, что способен... Не то, что выражать, но даже и принимать... — он продолжил говорить с усилием. — А с тобой кое-что... получается.

Я не выдержала. Всхлипнув, бросилась к нему и забралась с ногами на колени. Расческа улетела под кровать, книга упала на пол, но никто не обратил на это внимания. Ингренс подхватил меня под бедра, прижимая к себе.

— Ри... — в выдохе слышалось отчетливое облегчение.

Напряженная тишина сменилась на безмятежную, в которой и он, и я просто молчали, пытаясь втиснуться кожей друг в друга так, будто не виделись много дней. Мои страхи отступали от его близости, истончаясь и с унылыми стонами растворяясь в пространстве.

— Прости меня... Я не стыжусь тебя. Никогда, — прошептала ему в шею. — Не знала, что обижаю. Я очень горжусь тобой. И верю. Наоборот думаю, что это я не... гожусь тебе.

Ингренс долго выдохнул.

— Не думай о наших различиях... Будь ты похожа на меня, то сидела бы не здесь. Знаешь, какие у меня отношения с себе подобными?

Его голос туманом крался по коже, незаметно проникая сразу в кровь.

— Борьба? — тихо спросила, обвивая мужскую шею. Из-под влажных ресниц увидела, что он ласково улыбнулся.

— Смерть... обычно. Не сживаюсь с конкурентами, — Ингренс поглаживал мою руку, воздушно трогая длинными пальцами кожу запястья. — И точно не позволяю никому того, что разрешаю тебе. Кому я ещё могу позволить оседлать себя? Слезы или улыбка красавицы — разве это не манипуляция? Я же сдаюсь тебе за слезинку. Так кто кого?

Он коснулся моей щеки, губами промокая бегущую вниз слезу.

— Хочешь, убью Хрисанфра? Или его отца? Или обоих? Или всех? Просто так, без плана. Завтра. Хочешь?

Я заморгала, осознавая, что мой король решил преподнести мне букет из мертвых Зеленохвостых.

— Нет... — я нервно рассмеялась. — Нет! Не надо, пожалуйста, Ренс. Пусть живут.

— Знал, что не согласишься, — выдержав мой полувозмущенный и совсем слабый удар по плечу, Ингренс серьезно добавил. — Не путай причину со следствием. Сначала была ты — после план. Не наоборот. У Зеленохвостых не осталось ни шанса, с момента, как я увидел тебя. Я пожелал тебя слишком сильно.

Жаркое «пожелал» проникло мне в ухо, там же коварно поменяло четыре буквы на другие и самостоятельно трансформировалось в «полюбил». Пусть он этого не говорил. Но ничто не мешало мне так слышать и надеяться, что этот маленький самообман не так далек от правды.

Зарывшись носом в его шею, я приникла губами к местечку, где бьется пульс и остро чувствуется свежий стальной запах и тихо сказала: «Люблю». Снова.

Ингренс притиснул меня к себе так