Золото и пепел. Хроники города номер Три - Мария Соколова

— Пусть торчит там хоть до утра, мне-то что!

Но внутри все пылает, и его серые глаза не дают покоя, заставляя танцевать всё ярче и энергичнее, лишь бы заглушить эти мерзкие чувства.

Глава 3: Кайл.

Песок под ботинками мерзко хрустит, будто кто-то вправляет суставы. Зачем я здесь? Да она наверняка где-то далеко, в другом городе. Даже в этом забытом богом мире, после катастрофы, в прибрежных городах пляжей до черта. А я как последний идиот, притащился сюда в слепой надежде на чудо.

В баре беру дешевое пиво и быстро выпиваю его, чувствуя, как горечь оседает в горле. Но даже на пару секунд оно не способно вытеснить мысли о ней. Бармен понимающе смотрит на меня и молча ставит на стойку вторую банку, а я так же молча выкладываю еще пару монет. Ведь не хотел сюда тащиться, но голос из голограммы застрял в голове, как на повторе:

— Вечеринка у пальм? Конечно, буду! Ночь, танцы, музыка, тёплый песок — идеально!

Сказала она, и я, как последний кретин, подумал: вдруг речь именно про этот пляж? Ну да, конечно! Теперь стою среди орущей толпы дебилов и проклинаю все вокруг.

Но даже если увижу её, даже если познакомлюсь — что дальше? Я же давно решил не связывать себя отношениями. Не хочу, чтобы кто-то страдал, если монстры разорвут меня в туннелях. Я знаю, каково жить без близких, и не хочу, чтобы кто-то мучился из-за меня. Идиот! Сжимаю кулаки, старые шрамы на руках ноют от соленого ветра.Чуть в стороне, у костра, пьяный старик в рваной куртке скачет, как горный козел, под музыку, размахивая бутылкой, пока не падает прямо в огонь. Его оттаскивают, а он лишь хохочет, воняя палёной тряпкой. Эта вечеринка — парад уродов. Беру своё пиво и ухожу к морю, подальше от этого хаоса. Волны шипят, накатывая на берег, но их звук тонет в рваном грохоте песен и криков. Отсыревшие поленья трещат в кострах, выплёвывая в небо едкий дым. Не понимаю, что люди находят в этих сборищах? В этих пьяных танцах и песнях?

Выросший в приюте бедного индустриального района, среди серых стен и вони угля, я никогда не рвался к лучшей жизни. У меня была лишь одна цель. В десятилетнем возрасте я добровольно пошёл в академию истребителей, надеясь узнать, кем были мои родители и что с ними произошло. Но вместо ответов получил два меча на выпускной, шрамы от когтей монстров и «ограниченный доступ к информации». А её голос… В этой тьме он словно луч света, о котором я не просил. Хмурюсь и делаю ещё глоток. Всё, с меня хватит. Надо валить.

И внезапно слышу шаги за спиной — лёгкие, быстрые, не такие, как у пьяных болванов вокруг. Не оборачиваюсь, но всем телом ощущаю прожигающий взгляд.

— Привет, я Лина! А тебя как зовут? Ты здесь впервые? Хочешь, познакомлю с другими ребятами?

Голос звонкий, живой, бьёт под дых. Поворачиваю голову и вижу её — золотистые волосы искрятся в свете костра, платье переливается, а бирюзовые глаза блестят от любопытства. Это она. Девушка из голограммы, та, чьи задания на зачистку я выполняю уже три года. Сердце бешено колотится, как после тяжелого боя.

— Кайл, — произношу и ухожу к бару. Не нужно больше слов. Да и имя я зря назвал.

Беру еще пива, прислоняюсь к стойке и смотрю то на море, то на нее. Девушка у костра смеётся с подругой, танцует босая. Красивая. Слишком красивая и светлая для этого гнилого мира, где истребители вроде меня дохнут раньше, чем видят копеечную пенсию в шестьдесят. Сжимаю банку, металл сминается под пальцами. Почему она ко мне подошла? Что ей нужно?

Том, мой сослуживец, вдруг подваливает и хлопает по плечу:

— Кайл, ты чего как в воду опущенный? Давно пришел? Давай выпьем! Видел, какие тут девки?

— Выпей с кем-нибудь другим. Я уже ухожу, — холодно отвечаю, глядя на море поверх его плеча.

Он, кажется, не слыша меня, продолжает, кивая на Лину:

— Глянь, какая! Сиськи — огонь, попка — просто ух! Я б её затащил в койку, да так, чтобы орала!

Я резко поворачиваюсь, кровь стучит в висках, кулак летит к его морде. Он отскакивает:

— Ты чё, спятил?!

Хватаю его за куртку, подтягивая к себе и рычу:

— Заткнись, или я тебе все зубы выбью.

Толпа гудит в предвкушении зрелища, кто-то орёт:

— Чё встали как бабы, деритесь! — и бросает пустую банку в песок.

Марк, мой единственный друг, встает между нами и тихо, так чтобы слышал только я, говорит:

— Хорош, Кайл. Патруль вмешается, загребут на десять суток. Сам знаешь, военные по камерам следят за городом, и сейчас ты для них — ходячая мишень, — его рука крепко сжимает моё плечо, не давая совершить необдуманный поступок.

Том рвется ко мне:

— Иди сюда, психованный! — но его оттаскивают.

Рыжие кудри друга торчат во все стороны, Марк ухмыляется, отворачивается и вдруг кричит на весь пляж:

— Давайте лучше пар выпустим. Предлагаю спор — кто из вас двоих больше отожмется? Ставлю двадцатку на Кайла! Том — слабак!

Люди вокруг сразу оживляются, многие лезут в карманы, швыряют мятые купюры на песок:

— Ставлю полтинник на Тома, он бугай, легко сделает Кайла! — кричит кто-то.

Другой голос подхватывает:

— Том, вали его! Сотку на тебя!

Марк подмигивает мне и отходит.

Я хмурюсь, но сбрасываю куртку. Да плевать, хотят шоу — пусть будет.

Руки упираются в песок. Начинаем одновременно, под счет толпы. Раз, два, десять, двадцать, тридцать — мышцы напрягаются, но никто не снижает темп. Том пыхтит рядом, лицо красное, пот течёт. На шестьдесят девятом он валится с матом, а я иду дальше — семьдесят, восемьдесят, девяносто. На сотом встаю, руки забились и чуть дрожат, но я этого не показываю. Марк хлопает меня по спине:

— Чёрт, Кайл, ты зверь! — и суёт мне в карман половину денег, параллельно отряхивая от песка мою куртку. — Заслужил.

Том в окружении друзей матерится, злобно кривит рожу, но ко мне больше не лезет. Постепенно народ расходится, и повсюду снова слышится