Яромира. Украденная княжна - Виктория Богачева
Чеслава вспыхнула румянцем, которого не помнила уже много, много зим. Да как смеет этот… этот медведь возводить поклеп на нее перед князем?
Но огрызнуться она не успела, поскольку Ярослав неожиданно для нее улыбнулся и кивнул.
— Да-да, строга у нас воительница Чеслава. Ты, воевода, лучше ей не перечь. Ну, идем же в избу, что на подворье стоять.
Онемевшая Чеслава посмотрела им в спины, проводив взглядом. То ли были они знакомы, то ли на вече успели сговориться, но обращался князь к чужому воеводе, как к доброму, старому другу.
«Старому-то и впрямь», — с мрачным торжеством хмыкнула воительница, припомнив седину в бороде.
А все же выходило, что не с пустыми руками они вернутся на Ладогу. Там глядишь, и следом за черноводским князем еще кто подтянется… Не все же безумцев неразумных слышать да Военегу Войславичу в рот глядеть!
Княжеская дочка V
— Откуда ты знаешь этот узел?
Яромира вздрогнула от неожиданности и подняла голову. Мрачный кормщик, Олаф, который едва сказал ей с дюжину слов за все прошедшие дни, нависал над нею и пристально всматривался в веревку, которую она держала в руках.
Она сидела на пустующей скамье для гребцов: дул попутный сильный ветер, и Харальд велел своим людям отдыхать. Обычно никто не тревожил ее здесь: мало находилось воинов, желавших с ней заговорить.
Устав маяться от безделья и желая занять чем-то соскучившиеся по работе руки, Яромира отыскала на корме корабля обрезки и остатки прочных пеньковых жгутов и решила сплести из них несколько веревок. Никто ей об этом не говорил, но она мыслила, что такие всегда пригодятся в море. Она занялась этим вчера, и на нее не обратили внимания, но нынче на княжну упал взгляд кормщика.
— Что в нем такого?
Яромира пожала плечами и посмотрела на веревку в своих руках. Получалось, пожалуй, так хорошо, как никогда прежде.
— Таким узлом плетем веревки мы. У нас дома. Так откуда ты его знаешь, дроттнинг?
— Меня научила матушка. А ее — целительница по имени Винтердоуттир.
Как и в самый первый раз, когда Яромира упомянула о госпоже Зиме, лицо кормщика изменилось, и она ухватилась за это, словно за соломинку.
— Это имя тебе знакомо? — она отложила на скамью веревку и вся подобралась. — Ты о ней слышал?
К ее удивлению, Олаф вдруг усмехнулся и кивнул. Она не особо ждала, что он ответит. Чувствовала, что с самого начала не пришлась по нраву старому кормщику. И не так, как остальным на корабле: те сторонились ее, потому что она была чужой, и их конунг приказал не сметь к ней приближаться без особой нужды. Нет. Неприязнь Олафа была иного рода. Он кривился, завидев ее, потому что ему отчего-то не нравилась она сама. Не как чужая девка на корабле. А как княжна Яромира.
— У нас думали, что никто из ее рода не выжил, — ответил кормщик загадкой. — Что тогда вырезали их под корень.
— Винтердоуттир и ее старшие сестра и брат спаслись. И пришли в Альдейгьюборге.
— Вот как, — Олаф пожал плечами. — Причудливо богини Норны переплетают людские судьбы.
— Где ты слышал ее имя? — Яромира вновь задала вопрос, на который так и не получила ответ.
— Мой отец и ее — родные братья.
Княжна потрясенно выдохнула и покачала головой. Она никогда не встречалась со знахаркой, но столько слышала о ней: чаще всего от матери и от Чеславы, гораздо реже — от отца. Но весь терем ведал, что именно госпожа Зима спасла жизнь княгини и ее нерожденного тогда еще сына.
— И впрямь, чудно Макошь запутала нити.
— Это узел моего рода, — вдруг добавил Олаф.
Яромира совсем растерялась, когда он вдруг опустился рядом с ней на скамью, взял в руки веревку и потянул, проверяя крепость.
— Туже затягивай, когда пропускаешь жгут вниз, — он расплел несколько предыдущих узлов и показал, как нужно.
Княжна лишь кивнула. Нынче он поговорил с ней больше, чем за все время.
— Добрая веревка, — скупо похвалил кормщик и встал со скамьи. — Крепкая. Надобно обрезать здесь… — он потянулся за ножом у себя на поясе, но Яромира оказалась проворнее и протянула ему тот, который отдал ей Харальд.
— Откуда?.. — Олаф столь сильно удивился, что и сам не заметил, как спросил вслух. — Где ты его взяла⁈
Вся толика мягкости, с которой он говорил с княжной, пропала из его голоса в тот же миг. Кормщик нахмурился и крепче перехватил рукоять ножа, присматриваясь к Яромире, словно к зверьку.
— Я дал его ей, — Харальд возник, словно из ниоткуда.
Бесшумно подошел со спины и остановился в шаге от них. Он ходил по палубе корабля, словно по ровному полу терема, не замечая ни волн, ни ветра, ни скользких досок.
Яромира поймала на себе его взгляд и закусила губу. Она не боялась конунга. Пожалуй, единственного на всем корабле. Но почему-то каждый раз, как он оказывался поблизости, у нее по плечам и спине рассыпались предательские муравьи, и язык словно прилипал к небу, и туманился разум.
— Вот как, — только и сказал Олаф и протянул кинжал Яромире.
Он искоса поглядел на нее, кивнул своим мыслям и отошел. Харальд посторонился, пропуская его, но сам остался на месте.
— Зачем ты это делаешь? — он указал на веревки, чуть нахмурившись.
Оробевшая Яромира пожала плечами. Она вдруг помыслила, что могла невольно нарушить неведомый ей закон. Она ведь совсем ничего не знала о том, что дозволялось делать на корабле, а что — нет. Тем паче, была она чужой девкой.
— Я не привыкла сидеть сложа руки, — отозвалась она, внимательно, даже слишком внимательно всматриваясь в лицо конунга. — А здесь мне совсем нечем заняться. Дни кажутся бесконечными.
Губы Харальда растянулись в призрачном намеке на улыбку.
— Разве ж не должна ты это и делать? Сидеть на лавке в Длинном доме и ждать своего жениха? И не марать белые руки грязной работой?
Яромира прищурилась. Его слова звучали чистейшей издевкой, а вот взгляд говорил совсем о другом. Она горделиво распрямила плечи и вздернула нос.
— Мой отец-князь воспитывал меня иначе. Мало же достойных девушек ты встречал, Харальд-конунг, коли так мыслишь.
Слова прозвучали дерзко, и