Журналистка на королевском отборе - Полина Змееяд
В душе чувство вины перед матерью боролось с осознанием собственной свободы, которую я теперь понятия не имела, куда девать. А еще мне будто чего-то отчаянно не хватало. Вернее, кого-то теплого, пушистого и ушастого.
Я разрывалась между желанием сегодня же устроиться в другую газету, где мои заметки оценили по достоинству, и убежать в клан оборотней, что находился совсем рядом с родовым поместьем Даркрайс. Но в глубине души понимала, что ни то, ни другое – не выход из ситуации. События отбора сильно вымотали меня, но и что-то изменили. И понимать это я начала только сейчас, когда оказалось, что жить как прежде больше не могу.
Да, мне было трудно и страшно, пока я бегала от письменного стола к кабинету Малкольма, попутно стараясь понять, что же происходит, но все это время меня вел азарт. Он пьянил, придавал сил, а четкая цель – найти преступника, убийцу, заговорщика – придавала каждому мгновению жизни четкий смысл. Жить ТАК ради статьей у меня никогда не получалось.
Отлипнув от стены, я переулками побрела к дому, где снимала комнату под крышей. Мысли продолжали крутиться в голове, не приходя к чему-то определенному, но одно я поняла точно – если я и буду еще публиковать заметки в газетах, то лишь иногда, по особенным случаям. Прости, мама, но рассказать всему свету о самом важном – это твоя цель и мечта, а не моя.
Глава 61
На бал я все-таки явилась. В кои-то веки не по заданию редакции, а по именному приглашению и вместе с семьей. За два дня до торжества в столицу прибыли родители, и мне пришлось переселиться в гостиницу, где они остановились, чтобы нормально подготовиться к официальному выходу в свет.
И вот мы стояли в центре просторного зала. Мать цепким взглядом осматривала каждую деталь, пряча доброжелательную улыбку с каплей яда за складками бархатно-зеленого веера. Несмотря на возраст и серебряные нити в копне потемневших волос, выглядела она такой же стройной и гибкой, какой я помнила ее всегда.
– Беатрис, дорогая, как я рада тебя видеть! – мисс Энни, располневшая и пышущая жизнью вдова в темно-синем платье, утянула мою мать в круг щебечущих о чем-то матрон.
Отец тихо перечислял мне все способы сдержать появление перьев: в последнее время мне удавалось гораздо лучше, и я рассчитывала, что на балу наконец-то сумею сдержаться. По крайней мере, если не произойдет чего-нибудь, что выведет меня из равновесия.
Братья уже кружились по залу, обнимая молоденьких кокеток, остальные «невесты» Его Высочества ни с кем не танцевали, а рассредоточились по залу, поглядывая друг на друга враждебно. Среди них оказалась и Мариса. Увидев ее, я испытала странное облегчение, хотя Малкольм уже рассказал мне о ее участии в этой грязной интриге.
Стоило подумать о графе Вейне, как он вынырнул из толпы и взял курс прямо на нас с отцом.
– Ваша Светлость, – остановившись в нескольких шагах, он поклонился нам обоим. Я отвесила приличествующий случаю реверанс, невольно отмечая, что сегодня молодой граф не поленился одеться по статусу – в камзол приятного темно-орехового оттенка с позолоченной отделкой, которая так удачно оттеняла янтарные глаза.
– Очень рад видеть вас, Малкольм, – отец всегда хорошо относился к графу Вейну и всем его сыновьям, но сегодня в его голосе я услышала напряжение. – Вы превратились в настоящего воина с тех пор, как я видела вас в последний раз.
– Рад слышать, – церемонно ответил оборотень и явно хотел добавить что-то еще, но оркестр отыграл простенькую мелодию модного танца и грянул вдруг с такой силой, что у меня заложило уши.
– Его Высочество кронпринц Филипп Тейбер! – объявил герольд, и все разом повернулись к возвышению с двумя тронами, которое пока пустовало.
Я помнила, что Филипп уже входил в бальный зал, станцевал открывающий торжество танец едва ли не с первой попавшейся на пути девицей, а потом куда-то исчез, предоставляя гостям возможность немного повеселиться. Когда он вышел из боковой двери, как всегда спокойный, и одарил присутствующих благодушной улыбкой, участницы отбора нервно замерли.
Филипп же неторопливо преодолел две ступени возвышения, повернулся к гостям и, судя по движению глаз, пересчитал своих потенциальных невест, ни на ком особо не задерживая взгляда. Потом произнес долгую и нудную речь о том, как счастливы был познакомиться с каждой из нас, и наконец перешел к сути.
– Все дамы, которых мне выпала честь принять в летней резиденции, безусловно достойные дочери своих родов. Но древнее пророчество указало мне на ту единственную, которая сможет сделать счастливым не только меня, но и все королевство.
Все затаили дыхание, даже я. Скосив глаза на Малкольма, я заметила, что на его щеках заходили желваки, а кулаки сжаты так сильно, что вот-вот порвутся перчатки. Повинуясь глупому порыву, я едва заметно коснулась его пальцев, от неожиданности он вздрогнул и распрямил ладони.
– Верховного, который все это устроил, арестовали еще вчера, у нас нет причин беспокоиться, – шепнула я, но Малкольма, похоже, мои слова только разозлили. Да что я не так сказала-то?! Или и тут от меня что-то утаили?
Принц тем временем, не называя имени, двинулся куда-то в толпу. Люди перед ним расступались, дамы торопливо подбирали юбки, пока кавалеры в спешке не затоптали расшитые серебром и золотом подолы. Филипп же шел уверенно и по траектории движения стало быстро понятно, к кому именно. Мариса стояла, побледневшая от шока и напряжения, и когда Его Высочество опустился перед ней на одно колено, едва сама не свалилась в обморок.
– Виокнтесса Мариса Финчи, вы станете моей женой?
– Да, – одними губами торопливо выпалила она, но ее шепот услышали даже те, кто стоял в дальнем конце зала.
Толпа взорвалась овациями, аплодисментами и поздравлениями. Малкольм шумно выдохнул и опустил голову. Волосы, которые, как ни расчесывай, все равно всегда оставались растрепанными, упали на его лицо, но даже через них я видела улыбку, быстро сменившуюся странной задумчивостью. Да что с ним такое?
– Граф Вейн, с вами… – «все в порядке?» хотела спросить я, но он быстро повернулся к моему отцу.
– Граф Даркрайс, позвольте мне ненадолго украсть вашу дочь.
Отец тихо фыркнул, Малкольм смутился. Кажется, они оба, как мужчины, понимали что-то, чего не понимала я. Ну