Королевская кровь-12. Вороново сердце. Часть 1 - Ирина Владимировна Котова
Тело покрылось холодным потом, дышать становилось все труднее, и сердце бухало как молот, — когда от очередной вибрации совсем недалеко что-то утробно заскрипело, стало просаживаться… холм дрожал, и Люк с удивлением обнаружил себя в воздушной форме, прижавшимся к «потолку». Видимо, тело соображало быстрее, чем он.
Когда камень перестал сотрясаться, Люк осторожно скользнул в одну сторону, в другую. Сквозняка он так и не ощущал, и это было сродни продлению агонии. Но он упорно скользил по крошечным, только что образовавшимся кавернам между камнями, пока не попал в карман пошире. Тут сильнее пахло гарью, а на земле обнаружилось несколько железяк — значит, он сейчас ближе к выходу, ведь машина почти успела выехать.
«Если только детали не забросило сюда взрывом», — сказал скептик внутри.
И опять повторилось все — и ощупывание камней, и попытки докричаться до Нории и Тамми, и поиски выхода, и время отчаяния, и безрезультатное раскапывание. Люк так устал, что еле мог пошевелиться, и снова впал в забытье.
Что там с армией? Что с захватом Норбиджа? Справятся ли они без него?
Конечно, рано или поздно обнаружат, что он пропал, и, возможно, даже догадаются посмотреть под обвалившимся холмом… если только снаружи есть хоть какие-то визуальные свидетельства обвала. И если свои одержат победу, то его, возможно, даже начнут искать.
И пусть воздуха тут хватит на сутки-другие, слишком много «если» для выживания.
Люк снова вспомнил про Марину, представил, что с ней будет, если он повторно так нелепо погибнет… и стало совсем кисло. Захотелось побиться головой о стену, что он и сделал. Вновь посмотрел наверх, в темноту.
— Послушай, — проговорил Люк, — слишком нелепо погибнуть так, не находишь? Должен же быть какой-то выход… он просто обязан быть. Очень странное ощущение, когда ты еще говоришь и дышишь, — он шумно вдохнул воздух, — но уже фактически мертв. Только и остается, что молиться, правда?
Тишина была ему ответом.
— Я слышал, — сказал он через полчаса забытья, словно и не прекращал разговор, — что нужно пообещать что-то… принести обет. Честно говоря, я уже и почку готов принести в жертву и, так уж и быть, повторно отдать ногу… но зачем тебе моя нога… снова, — он хрипло и безумно засмеялся.
От смеха посыпались камушки сверху. Холм словно оживал время от времени, скрипел, хрустел, утробно ворчал, грозясь раздавить Люка. Темнота взирала на него неодобрительно.
— Я пообещаю… пообещаю… черт, мне и отдать-то нечего, я уже и свою жизнь прообещал, — невесело хмыкнул он. — Бросить курить… ну, ты же не моя мамочка. Нет, ты, конечно, отец, все такое, но вряд ли тебя волнует табак… Пообещать наплодить еще с десяток Дармонширов? Марина может расстроиться, я не могу обещать за нее, — он сам понимал, что несет чушь, но эта странная полумолитва, полубред было последним, что показывало ему, что он жив. — Да и какой это обет для меня? Это удовольствие, — Люк снова засмеялся в темноту. А затем замолчал, выравнивая дыхание и слушая, как успокаивается истерично бьющееся сердце, и сам не заметил, как снова ушел в сон.
Проснулся от далеких, ощущаемых как вибрация ударов артиллерии и привычного содрогания холма, мокрый от удушья, с пересохшим горлом, готовый все отдать за глоток воды, и еле-еле сумел сесть. На чистой жажде к жизни обернулся ветром, пронесся по щелям и уголочкам — вдруг сдвинулось еще что-то, вдруг найдется выход? Но камни стояли плотно и цепко.
Он вернулся в свою камеру и обернулся, свалившись на пол. Подполз к стене, снова сел.
— Получается, что у меня нет ничего настолько ценного, что бы я мог отдать, — признал Люк, откинувшись на стену и чувствуя, как холодит камень голову через пропитанные холодным потом волосы. Снова холм дрогнул, снова что-то посыпалось сверху. — А тем, что действительно ценно, я свою жизнь выкупать не готов. Может, ты удовлетворишься обещанием построить змеиный храм? Они помогли мне, я сделаю место поклонения им… — он снова засмеялся, покосился на невидимые стены. — Что, нет? Понимаю, я бы тоже не согласился. Хочешь, уйду в монастырь имени тебя… Марина поймет… наверное… — он помолчал. — Обет молчания? Не стричь волос? — закашлялся, чувствуя, что начинает уплывать в бессознательное состояние, но продолжал шептать: — Не пить ничего крепче вина? Хорошо, я готов, — теперь каждое слово он выталкивал с трудом, прошептывая его, и говорил просто потому, что молча умирать было невыносимо. — Что, нет? — он снова засмеялся. — Хороший ведь обет, бери, отец… Я согласен на не больше четырех бутылок в год… нет? Трех, хорошо. Двух? Это очень сурово, — он снова шипяще закашлялся, — ну хорошо… одна, одна бутылка вина в год… одн…
Краем глаза Люк увидел накаляющееся красным пятно прямо перед собой, помотал головой. Пятно не исчезало. Подполз, приложил руку — и чертыхнулся, отдергивая ее, обожженную, шлепнулся на землю, прижимая ладонь к холодным камням и по-настоящему безумно смеясь.
Камень потек, образуя невыносимо сияющую дыру размером с голову Люка, и из нее вдруг вынырнули несколько огнедухов, зависнув над сипло смеющимся герцогом, осветив страшное нагромождение камней над ним. Дармоншир с жадностью вдохнул невозможно прекрасный воздух, заструившийся из прохода.
А следом с пронзительным сердитым криком к нему влетела маленькая красная соколица, увидела Люка — и в ярости бросилась на него, расцарапав ему грудь когтями, цапнув клювом за губу. От нее шел такой жар, что Дармоншир мгновенно согрелся, а она продолжала истерично, злобно орать на него на своем, птичьем, — но на удивление он все понимал. И виновато улыбался, глядя на нее.
Люк — откуда только силы нашлись — схватил ее, сжал, прижал к груди, поцеловал в красные перья. Сердечко ее стучало как ненормальное, она продолжала кричать.
— Все, все, — сказал он хриплым шепотом, — все, успокойся, навредишь себе. И детям. Потом меня побьешь, Марина. Все, любовь моя. Спасибо. Боги, я уже подыхал здесь. Спасибо. Ты имеешь право на страх и гнев, но я тебе нужен не подранным, правда ведь?
Она снова возмущенно крикнула и вцепилась клювом в плечо, пустив кровь. Люк не дернулся, все гладил ее — и руки его дрожали. Смерть снова прошла краем, но он в полной мере ощутил ее тень.
— Ты как раз вовремя, — прошептал он. — Опять меня спасаешь, да, детка? — Люк ткнулся ей в перья опять и вдруг засмеялся. — Хорошо,
