Дело смерти - Карина Халле

Я помню, как была поражена всем этим зеленым в первый день здесь, хотя тогда было пасмурно. Кажется, прошла целая вечность. Время в Мадроне словно перестало существовать, и если бы не постепенно теплеющая погода с каждым днем, а также цветущие нутканские розы и кусты ежевики, я бы даже не заметила, как весна переходит в лето.

— О, смотрите! — говорит Лорен, толкая меня локтем, чтобы я посмотрела на черного медведя с медвежатами вдалеке.

Очередной момент, когда я жалею, что у меня нет камеры. Я делаю мысленную пометку спросить Кинкейда, взял ли он свой полароид. Уверена, во время настоящего похода мы увидим много диких животных.

Внезапно я представляю козленка, застрявшего на стене сарая, и меня тошнит. Этот образ навсегда запечатлелся в моем мозгу. Это осознание того, что Мадрона делает что-то, чего не должна делать.

— Что случилось? — спрашивает Лорен, наклоняясь ко мне, чтобы перекричать рев квадроцикла и хруст камней под колесами.

Я качаю головой, в ушах звенит угроза Ника.

— Просто укачивает, — громко говорю я, пока нас подбрасывает на кочках. — А как ты себя чувствуешь? Все еще хочешь уехать домой?

— Не знаю, — говорит она. — Теперь, когда мы здесь, в дикой природе? — Она откидывается назад, закрывает глаза и глубоко вдыхает. — Нет, не особо. Я ждала этого чертового похода с того самого момента, как о нем объявили. Даже не знаю, есть ли в этом смысл, я имею в виду, зачем здесь специалисты по морским наукам вроде Джастина и доктора Эрнандеса, если мы будем в горах? Наверное, просто очередная бесполезная работа. Но мне все равно, главное выехать из поселения. Я чуть с ума не сошла.

— И я вместе с тобой, — отвечаю ей, и она иронично улыбается.

Она права. Поход действительно совпадает с более приятной погодой, это точно, но также происходит в то время, когда большинство студентов начинают ломаться под давлением тумана и изоляции. Возможно, это хорошо спланировано — давать нам немного свободы время от времени, чтобы мы не взбунтовались.

Хотя, может быть, поселению просто хочется избавиться от нас. Только Эверли, Майкл и исследователи остались там — все студенты уехали.

По моей спине пробегает холодок беспокойства.

Они специально избавились от нас?

Что-то происходит в Мадроне?

«Или что-то происходит здесь?» — шепчет внутренний голос.

Я игнорирую его. Это все, что я могу сделать, хотя ощущаю тревогу. Буду настороже. Не от медведей и волков, а от…

Я даже не знаю, от чего исходит угроза.

Просто знаю, что нельзя терять бдительность, где бы я ни находилась и с кем бы ни была.

Оглядываюсь через плечо на Кинкейда, который ведет квадроцикл немного позади нас. В своем оливковом дождевике и авиационных очках он выглядит одинаково непринужденно как за рулем этого мощного зверя на крутой горной дороге, так и стоя перед классом с учебником в руках.

«Мне повезло, что он на моей стороне», — думаю я.

Хотя я все еще полностью не доверяю ему.

Я доверяю ему в интимном плане. Верю, что он заботится обо мне.

Но на этом все.

Я до сих пор не уверена, хороший ли Кинкейд человек.

Думаю, иначе он не смог бы работать в Мадроне.

И я на самом деле совсем не знаю Кинкейда.

— Проверяешь, не съехал ли он с дороги? — лукаво спрашивает Лорен, наклоняясь ко мне.

Я поворачиваюсь вперед, чувствуя прохладный воздух, пока мы поднимаемся все выше, и стараюсь, чтобы мои щеки не покраснели.

— Просто любуюсь видом.

— Готова поспорить, что так, — говорит она.

В конце концов, квадроцикл останавливается перед промышленным зданием с зеленой жестяной крышей, посреди большого пустынного участка — странное зрелище среди такой красоты. Эрнандес рассказывает нам, что раньше это здание использовалось лесорубами, но лесозаготовки в этом районе прекратились уже давно, прямо на краю парка.

Мы слезаем с квадроциклов, с нетерпением разминая ноги. Доктор Эрнандес раздает протеиновые батончики в качестве перекуса до обеда, а наши бутылки наполняют водой из прицепа в задней части машины Ника.

Затем Кинкейд раздает нам палатки — его палец слишком долго касается моего, когда он передает мою — и говорит, чтобы мы пили дорогие напитки, пока можем. Отныне мы будем пить воду из ручьев и озер, очищая ее специальными таблетками.

Ник машет на прощание, садится на квадроцикл и уезжает.

— Почему он уезжает? — спрашивает Мунавар.

— Я что, для вас пустое место? — шутит доктор Эрнандес. — Нику нужно заняться кое-какими делами в лаборатории.

«Только бы не козлята…»

— А мне обычно не удается участвовать в таких экспедициях, — продолжает Эрнандес. — Как и студентам, изучающим морские науки. Так что это приятная смена обстановки. Хотя теперь, когда я здесь, мне немного не по себе. Вы уверены, что путь туда займет три дня, а обратно — еще три?

Кинкейд ухмыляется, и в уголках его очков-авиаторов появляются морщинки, от чего у меня замирает сердце.

— Не будь слабаком.

Я поправляю мешок с палаткой на спине, и мы выстраиваемся в колонну: Кинкейд впереди с винтовкой для защиты, Эрнандес замыкает шествие, а наши колокольчики звенят на рюкзаках. Я рада присутствию Эрнандеса, потому что с Ником мне было бы не по себе, но все же задаюсь вопросом, что там за дела у Ника в лаборатории.

Я стараюсь не думать об этом. Иначе только накручу себя еще больше.

Вместо этого сосредотачиваюсь на своих ощущениях, полностью погружаясь в настоящее. Слышу крики птиц на деревьях — уже не кедровых, а горных тсуг и бальзамических пихт — и хруст земли под ногами. Вдыхаю запах хвоинок, резкий горный воздух и ручьев. Чувствую, как солнце проникает сквозь полог деревьев над головой, согревая кожу, несмотря на то, что становится прохладнее. Пью воду и наблюдаю, как все мы, студенты, идем в колонне к какой-то цели, даже если не знаем, к какой именно.

Испытываю какой-то прилив товарищества к своим однокурсникам. Я правда узнала их всех и полюбила.

Кроме Клэйтона. Хотя потом я уже не боялась его. Мне казалось, что он пытался мне что-то сказать, словно… заботился обо мне. Просто он был настолько странным и резким в своих действиях, что это было трудно понять.

Очень надеюсь, что Кинкейд сказал правду. Что Клэйтона посадили на самолет и отправили домой. Надеюсь, он пытался предотвратить что-то катастрофическое, а не просто чрезмерно опекал меня. Каким бы милым ни был жест Кинкейда, он оказывает на меня сильное