Романовы forever - Анна Михайловна Пейчева

Принцесса вздохнула.

– Надеюсь, вы правы, Алеша. Генри нет, и нужно как-то двигаться дальше. А вы, похоже, самый подходящий компаньон для того, чтобы идти по жизни.

– Не идти, а молодцевато гарцевать по этой самой жизни! – поправил подругу Алексей и поцокал языком, встряхнув воображаемые поводья. – Я же теперь просто гуру верховой езды! Мастер аллюра, виртуоз галопа, артист иноходи!

– Ваше падение на ристалище было очень даже артистичным и виртуозным, сэр Гордон Ричардс, – съязвила великая княжна. Однако голос ее звучал уже не так грустно.

– До чего же вы неравнодушны к британцам, Екатерина! Кто такой этот Ричардс? Еще один ваш тайный поклонник?

– Скорее уж я его поклонница! Это лучший наездник прошлого века. Успокойтесь, Алеша, сэр Гордон вам не конкурент, он уже тридцать лет как отошел в мир иной. Хотя мне нравится ваша ревность. Долго нам еще ехать?

Алексей бросил взгляд на электронное табло под потолком.

– Мы почти на месте, готовьтесь как следует повеселиться. Три часа пролетели незаметно, не так ли? Впереди – эпическое развлечение! Выходим на следующей станции.

Поезд привез путешественников в скромное село Рамешки Тверской области – таких по всей империи сотни тысяч. Столетие назад здесь была настоящая глушь. Два-три зажиточных дома, дворянская усадьба в отдалении, а вокруг – покосившиеся заборы, черные избы с подслеповатыми окнами, заросли, грязь. Неустроенный крестьянский быт. Как и повсюду в российской глубинке.

Николай Второй сделал ставку на большие города. Люди бежали из таких вот Рамешек в Тверь, Москву, Петербург. Набирала ход масштабная индустриализация. Строилось по полторы-две тысячи километров железнодорожных путей в год, и эта невиданная доселе скорость требовала металлургической гонки. Широкой огненной рекой лился чугун, золотом отблескивали тонны расплавленной меди. Городским предприятиям, тогда еще не автоматизированным, нужны были рабочие. И владельцы предприятий готовы были платить – благо при Николае Втором установились самые низкие в истории страны налоги.

Рабочий завода получал бесплатную медицинскую помощь, бесплатную страховку, огромную пенсию. Вся семья могла безбедно жить на одну его зарплату. Конечно, убогие Рамешки были позабыты! Начался массовый исход жителей деревни. Население села, и без того не превышавшее полтысячи человек, уменьшилось в два раза.

Локомотив индустриализации сделал небольшую остановку на время Первой мировой войны и после ее окончания вновь понесся вперед на всех парах, вырываясь из феодального сумрака, из мировых аутсайдеров – в мировые лидеры.

Российская тяжелая промышленность одела страну в непробиваемую железную броню. Вооружение отечественной армии перед Второй мировой считалось лучшим в мире, и начавшаяся война это полностью подтвердила. Берлин был взят в декабре сорок первого. Николай Второй скончался сразу после этого – со счастливой улыбкой на устах.

При новом императоре – Алексее Втором, проповедующем мир во всем мире, приоритеты немного изменились. Алексею Николаевичу нравилось слушать журчание ручейка, а не громыхание железа. Худенький, бледный государь, страдающий от неизлечимого заболевания крови, любил ходить босиком по мягкой травке и призывал к тому же своих подданных. Он выступал с речами, прославляющими единение человека с природой.

Алексей Второй возродил сельское хозяйство. В годы его правления взметнулись вверх показатели экспорта пшеницы, льна, а также яиц, сливочного масла, позволив России занять на мировом рынке освободившуюся нишу бедствующей Швейцарии. Возросло производство свинины, несмотря на то что сам император был вегетарианцем.

Государь давал хуторянам беспроцентные ссуды. Дарил тракторы Мальцова. Освобождал сельское хозяйства от налогов, поднимая их для предприятий. В селе стало жить выгоднее, чем в городе. Да и сами заводы, оборудованные к тому моменту по последнему слову техники, перестали нуждаться в таком количестве рук. Золотая эпоха промышленников закончилась. Крестьяне начали возвращаться к своим корням. Точнее, к корешкам и вершкам.

Рамешки разрослись аж до двух тысяч человек.

И все же полное преображение русской деревни случилось при Константине Первом. Его программа «Разумная изба» облагородила глубинку. Государь вытряхнул из деревень, как из старого ковра, вековую пыль, вымел всю грязь.

Константин Алексеевич имел обыкновение, проснувшись поутру, садиться в первый попавшийся поезд (начальникам царской охраны в последние десятилетия приходилось ой как непросто, государи им попадались сплошь своевольные и неразумные), ехать в случайном направлении, выходить на любой приглянувшейся станции и отправляться в ближайшую деревню – проверять, как на местах исполняется его программа. Немало министров и руководителей Императорской строительной коллегии, ответственных за воплощение «Разумной избы» в жизнь, потеряли свои сладкие места в результате таких вот неожиданных ревизий.

Николай Третий поддержал начинание своего отца, и в день, когда Екатерина с Алексеем и компанией сошли с поезда в Рамешках, в этой точке на карте империи проживало ни много ни мало десять тысяч человек.

Село широко раскинулось по пологим холмам Тверской области. Тут и там попадались мещанские дома, каждый со своим лицом, но основную территорию занимали кварталы одноэтажных изб пастельных оттенков. Крестьянские жилища были построены по разным, но неуловимо похожим проектам – как конфеты «ассорти» из одной коробки. К каждой избе примыкал просторный участок с декоративными деревьями. Никаких грядок и парников – крестьяне, имевшие склонность к огородничеству, давно уже отпочковались в отдельные хутора.

Вдалеке зеленые квадраты газонов сменялись золотыми прямоугольниками полей.

Блестящие асфальтовые дороги расходились в разные стороны от железнодорожной станции.

Справа виднелся громадный, ярко освещенный «Пассаж Второва» – неизменный атрибут любого населенного пункта с числом жителей более пятидесяти. В пассаже продавалось все: от морской соли до мягких кресел, от стиральных капсул до любовных романчиков в мягких обложках, от охлажденного мяса до салата с копченой колбасой. Впрочем, процветали в Рамешках и частные лавочки, для любителей эксклюзивных продуктов и ручных изделий.

Слева от станции поблескивал крест на луковичном куполе выбеленной церквушки девятнадцатого века. Рядом стремилась к небесам витая полусфера, похожая на мягкое мороженое, которая венчала синагогу в мавританском стиле – уменьшенную копию столичной Хоральной синагоги. Тут же тянулась вверх слоеная крыша разноцветного буддийского дацана.

Все эти религиозные постройки сосредоточились на одном пятачке – так называемом Храмовом заповеднике. Это понятие появилось при Алексее Николаевиче, проповеднике толерантности. Император поощрял строительство храмов разных конфессий по соседству с привычными часовенками и колокольнями. Русская глубинка постепенно менялась. Деревенский пейзаж, ранее монополизированный православной церковью, стал дополняться дацанами, мечетями, базиликами, синагогами и все чаще – капищами славянских богов: Перун и компания в последние десятилетия