Хрустальное королевство леди-попаданки - Марина Ружанская
Он ушел, а я бессильно прислонилась к ледяным камням. Прикрыла глаза и почувствовала, как апатия сменяется яростью.
Ах, если бы не эти цепи и решетка!
Волна леденящей апатии накатывала на меня раз за разом. Он убил отца Оливии - графа Глассер. Убьет Алвара. Уничтожит все.
Горечь и отчаяние заполняли рот, как пепел.
Да еще толчки становились все дольше и чаще. Раз за разом
Но затем… из самой глубины сознания поднялась ярость. Неистовая, всепоглощающая. Она сожгла апатию дотла. Она текла по венам вместо крови, горячая и ядовитая.
Стэнли. Чертов ублюдок!
Я сжала кулаки так, что ногти впились в ладони, почувствовав острую, ясную боль.
Как там говорил Алвар - сила мага в его эмоциях?
О, так этого добра у меня сейчас завались! Даже могу раздавать по воздуху, как вайфай. Бери, не хочу.
Я сосредоточилась на кандалах. Грубое, холодное железо, впившееся в запястья. Тысяча градусов, даже чуть больше. Цифра всплыла в памяти из далекого прошлого, из учебников "того" мира. Температура плавления чистого железа.
Моя магия была огнем - чистым, живым, он не обжигал меня. Но металл… металл другое дело. Он станет проводником жара, раскаленной ловушкой.
Неважно.
Я закрыла глаза, отгородившись от давящей тьмы. Внутри - только белый шум ярости. Гнев на Стэна. Гнев за Алвара, идущего в ловушку. Гнев за свое беспомощное положение. Гнев за Лили и ее ребенка.
Эта ярость была гигантским маховиком, раскручивающимся внутри. Я сбросила все тормоза. Я впустила его. Позволила ему заполнить каждую клеточку, превратиться в сконцентрированную энергию, бьющуюся о стенки плоти, ищущую выход.
Точкой выхода стали запястья. Мои руки.
Сначала - тепло. Приятное, как солнечный свет. Но оно нарастало. Стремительно. Через секунду стало горячо. Еще через мгновение - обжигающе. Железо кандалов начало ворчать, тихо поскрипывать. Потом - зашипело. Я почувствовала, как металл мягчает под пальцами, как его структура теряет жесткость.
Но вместе с этим пришла и боль. Настоящая, физическая, чудовищная боль.
Раскаленный металл прожигал ткань рукавов в мгновение ока. Потом он коснулся кожи.
Резкий, пронзительный укус, как от острого ножа.
Я вскрикнула сквозь стиснутые зубы. Запах… запах горелой ткани и паленой кожи ударил в нос, смешиваясь с сыростью подвала.
Боль была невыносимой.
Она рвалась наружу криком, но я сжала зубы до скрежета.
Слезы выступили на глазах, но тут же испарились от жара, который шел от меня.
Железо должно стать жидким. Должно! Я снова сконцентрировалась на ярости. На лице Стэна. На его словах: "Сгниешь в этом подвале". НЕТ! Я вдавила всю ненависть, весь страх, всю отчаянную волю к жизни в точку контакта с металлом.
Пш-ш-ш-ш!
Адская боль охватила запястья, будто кто-то влил туда расплавленный свинец. Да так оно и было.
Я завыла, не в силах больше сдержаться. Но все равно толкала огонь, заставляя его работать и плавить оковы. Кожа горела. Я чувствовала, как она пузырится и обугливается под раскаленным железом. Голову заливали волны тошноты от боли и запаха собственной плоти.
И вдруг - звяк! Один браслет, размягченный докрасна, не выдержал напряжения моей попытки рвануться, и его дужка лопнула! Раскаленные брызги металла шипя упали на мокрый камень пола. Одна рука свободна! Огненная агония в запястье достигла пика, но это был знак победы. Я перенесла всю концентрацию, всю ярость, всю нечеловеческую боль на вторую манжету. Еще несколько секунд нестерпимого ада… и второй кандал сдался.
Я рванула руку, отшвырнув прочь кусок докрасна раскаленного, деформированного металла. Он упал с глухим стуком, остывая в темноте.
Я стояла, тяжело дыша, трясясь как в лихорадке. Руки горели невыносимо, запястья были покрыты ужасными ожогами, боль пульсировала в такт бешеному сердцу.
Мои руки свободны.
Но я все еще была в каменном мешке. Передо мной - массивная, окованная железом дверь с решеткой. Расплавить ее? Я едва стояла от боли и истощения.
Отчаяние вновь стало наваливаться невыносимым грузом. Неужели зря?..
И вдруг - шорох в темноте коридора! Тихий, осторожный звук…
- Олли?! - прошептал знакомый, дрожащий от страха и надежды голосок.
- Риз?! - выдохнула я, не веря.
- Тссс! Батя, она тут! - шепот стал громче.
В проеме за решеткой, заливая подвал тусклым светом фонаря, стояли Риз, вся перемазанная сажей и с глазами, полными слез, и ее отец, массивный, хмурый, с набором отмычек в руке.
- Дерьмовый замок, - пробурчал басистый голос Ральфа Мингуса. - Позор кузнечному цеху. А вот решетка ничо такая. Сам ставил. Ну-ка, доча, свети сюда.
Послышался звук вставляемых в скважину инструментов - не ключа, а каких-то металлических штуковин. Ральф что-то бормотал себе под нос, его сильные руки работали точно и уверенно. Щелчок! Скрип! И… ура!
Дверь со скрипом приоткрылась. Кузнец быстро окинул меня взглядом, его глаза остановились на моих обугленных запястьях, на сброшенных кандалах. В его взгляде мелькнуло нечто - ужас? Уважение?
- Дела-а-а… Но хорошо, что без них. Их так не вскроешь, как дверь.
- Олли, твои руки! - вскрикнула Риз, бросаясь ко мне, но Ральф остановил ее.
- Плакать потом, дочка. - Он шагнул внутрь, его огромная рука осторожно, но твердо обхватила мое плечо, поддерживая. - Идем, графиня. Неча тут штаны отирать.
Я шагнула за порог камеры, опираясь на Ральфа. Боль в запястьях была адской, ноги дрожали, но я была на свободе. Сырой, холодный воздух коридора показался нектаром после смрада карцера. Риз схватила меня за локоть, стараясь не задеть ожоги.
- Мы через старый угольный ход, - быстро зашептала она, ведя нас вглубь подвала, в сторону от главной лестницы. - Папа знает. Выйдем в безопасности.
Ральф шел первым, его мощная спина загораживала свет фонаря, а я, прижимая обожженные запястья к груди, спотыкалась о неровные камни, опираясь на Риз. Каждый толчок земли заставлял сердце бешено колотиться - вулкан бушевал все сильнее.
- Где Алвар? - мой голос прозвучал хрипло, прорываясь сквозь боль и страх.
- Уехали пару часов назад с баронским сынком, - быстро ответила Риз, помогая мне переступить через груду обвалившихся камней. Ее голос дрожал. - Стэн что-то бормотал про то, что ты дружишь с элементалями… что специально разбудила их Матку, чтобы всех нас укокошить. Говорит, они